Жаботинский же до последнего дня жизни был убежден в существенной общности интересов Великобритании и сионизма и поэтому возражал сторонникам более радикальных тенденций (например, в руководстве Бетар в Польше), которые требовали восстания против англичан. Трагизм ситуации заключался в том, что англичане держались противоположного мнения: что сила и их собственные интересы склоняются в пользу арабской стороны. Жаботинский умер в 1940 году, когда это непримиримое противоречие между сознанием слабости еврейского народа и призывом к силе, которую можно было создать только в сотрудничестве с британскими властями и по милости последних, превратило его в последние дни жизни в трагическую фигуру в сионизме и в самом ревизионистском движении. Когда Эцел (Иргун цваи леумми — Национальная военная организация) под руководством Менахема Бегина провозгласил начало открытой борьбы против британских властей в конце Второй мировой войны — под влиянием Катастрофы европейского еврейства, «Белой книги» 1939 года и недружелюбной политики мандатного правительства, — это было сделано, правда, во имя учения Жаботинского. Но со многих точек зрения не могло быть более неопровержимого свидетельства крушения теоретических и стратегических положений учения Жаботинского, всегда поднимавшего на щит поддержку интересов Британской империи, а вовсе не тот факт, что именно ближайшие его ученики стремились добиться независимости Израиля путем борьбы против британской власти, а не сотрудничества с ней.
Приложение
В. Жаботинский. ВЫСТУПЛЕНИЕ ПЕРЕД КОРОЛЕВСКОЙ КОМИССИЕЙ ПО ПАЛЕСТИНЕ (1937)[46]
Палата лордов, Лондон 11 февраля 1937 года
Подход к сионизму, который я имею честь представлять здесь, основан на том, что я назвал бы гуманным аспектом. Этим я не хочу сказать, что мы не почитаем других, чисто духовных аспектов еврейского национализма, таких, как стремление к самовыражению, возрождению еврейской культуры или созданию некоего «образцового общества, которым еврейский народ мог бы гордиться». Все это, разумеется, крайне важно, но по сравнению с нашими насущными потребностями и нашим нынешним реальным положением в мире, все это представляется скорее роскошью. Ваша комиссия уже заслушала доклады о положении еврейства в мире, особенно в Восточной Европе, и я не намерен повторять здесь никаких подробностей, но с вашего позволения процитирую только недавний номер «Нью-Йорк таймс», где положение евреев Восточной Европы очерчено как «бедствие исторического масштаба». Хотел бы только прибавить, что было бы очень наивно — и хотя многие евреи совершают такую ошибку, я не согласен с ними, — было бы очень наивно объяснять это бедственное положение, эту непрекращающуюся цепь несчастий одной только виной людей (будь то толпа или масса) или виной правительств. Причина здесь куда глубже. Боюсь, то, что я намереваюсь сказать, не найдет поддержки у моих единоверцев; я сожалею об этом, но правда остается правдой. Нам грозит настоящая катастрофа, нечто вроде социального землетрясения.
Три поколения еврейских мыслителей и сионистов, среди которых было немало великих умов, — я не стану утомлять вас цитатами — три поколения людей, размышлявших над положением евреев, пришли к выводу, что причиной наших страданий является самый факт существования диаспоры, тот основополагающий факт, что мы повсюду составляем меньшинство. Мы страдаем не от антисемитизма людей, но прежде всего от антисемитизма самих обстоятельств, от ксенофобии, присущей социальному организму или организму экономическому. Само собой, бывают приливы и отливы, но случаются моменты, целые периоды в истории, когда эта «ксенофобия самой жизни» принимает масштабы, перед которыми не может устоять ни один народ, и именно это грозит нам теперь.
Не хотел бы, чтобы меня поняли так, будто, на мой взгляд, все имеющие к этому отношение правительства сделали все, что надлежало бы им сделать; я последний человек, кто мог бы такое сказать. По моему мнению, многие правительства, западные и восточные, должны были сделать для защиты евреев гораздо больше, чем они делают; но и наилучшие из правительств, быть может, сумели бы лишь до известной степени смягчить нависшую над нами беду, однако по сути своей она остается все тем же катаклизмом. Хочу упомянуть здесь, что одно из правительств (правительство Польши) попыталось недавно довести до сведения Лиги Наций и всего человечества, что их долг — обеспечить евреям территорию, где они могли бы построить собственное общество, в дела которого никто бы не вмешивался. Думаю, что искренность польского правительства, а также и любых других правительств, которые, как я надеюсь, последуют за ним, не подлежит сомнению; напротив, ее следует признать и встретить с должной благодарностью.