Итак, язычество — это имманентная религия природы; иудаизм — трансцендентная, духовная религия. Поэтому и языческое искусство коренится в природе и проявляется как искусство пластическое; еврейское же искусство является поэтическим. Язычник видит божественное в ощутимом и придает ему природный образ; в иудаизме же Бога слышат. Он открывается через сознание и дух, формирующие Его явление.
До этих пор Грец следует за Нахманом Крохмалом (и Гегелем), рассматривая монотеизм как основной вклад еврейства в историю. Но это лишь отрицательное определение еврейства. Согласно Грецу, еврейство не останавливается на этой фазе отрицания — монотеизме как отрицании язычества, а стремится к положительному воплощению своей идеи Божественного, к закреплению ее в конкретной социально-исторической действительности. Отрицание язычества — это не абстрактная идея, витающая в пустом пространстве: она имеет реального носителя в истории — израильский народ, политическая организация которого является монотеистической верой.
Иудаизм, утверждает Грец, в отличие от взглядов, распространенных среди поколения еврейского Просвещения в Германии, — это действительно теократия в смысле религиозного образа жизни, включающая общественный долг. Ясно и недвусмысленно, противореча всем воззрениям иудаизма, Грец заявляет, что «иудаизм — это религия не индивидуума, а всего коллектива». Награда и наказание в общепринятом чисто индивидуальном плане, не имеют для иудаизма значения. Награда и наказание в конечном итоге коллективны и относятся к народу в целом; идея бессмертия души, согласно Грецу, чужда иудаизму и проникла в него лишь благодаря внешним влияниям, в основном греческому. Иудаизм как религия характеризуется коллективностью, публичным и общественным отправлением культа; с этой точки зрения, признает Грец, иудаизм, возможно, не является религией в том же смысле, что и христианство — религия спасения души.
«Познание Бога и общественное благосостояние, религиозная истина и благо государства — вот две действующие силы иудаизма… Догматическое и социальное, иными словами — религиозное и политическое — вот два конца оси, вокруг которой вращается еврейская жизнь».
В то время, как усилия столь многих просветителей — маскилим в Германии были направлены на то, чтобы представить иудаизм как религию индивидуального спасения и освободиться от утверждения, что еврейство — это «государство в государстве», Грец заявляет нечто прямо противоположное: иудаизм — это религия, имеющая опору в политике, переплетенная с национализмом, и поэтому существует еврейская история, ибо иудаизм обладает признаками того, что Гегель именует «объективным духом»: государственными и правовыми институтами, национальными законами и управлением. В иудаизме, таким образом, имеются одновременно две основы — религиозная и социальная; еврейство — это и община единоверцев, и государство; существование каждого отдельного еврея обусловлено существованием народа Израиля в целом, существованием коллективного Я, осознающего себя еврейским.
Таким образом, историческим носителем еврейства является не только еврейское религиозное учение (Тора). Для того чтобы воплотиться в историческом творчестве, это учение нуждается в реальных, ощутимых выражениях. Иудаизм — это не только законы и повеления, как его иногда представляют ученые-христиане и евреи, защищаясь от обвинения, что еврейство — это «государство в государстве». Закон — это дух еврейства, а страна, где воплощается возрождение, является главной частью его плоти. Поэтому Грец провозглашает историческое и теоретическое единство элементов еврейства:
«Тора, народ Израиля и Святая Земля переплетены и соединены друг с другом невидимой, но неразрывной связью».
Итак, Грец видит в еврействе не только национальное явление, но и явление, самой своей пуповиной связанное со Страной Израиля, — и это также противоречит взглядам, распространенным в эпоху Хаскалы, пытавшейся обратить традиционную связь с Эрец-Исраэль и Иерусалимом всего лишь в аллегорию «Небесного Иерусалима» и решительно отрицавшей жизненность государственно-политической стороны иудаизма. В то время как идеологи Хаскалы полагали, что еврейство неплохо существует без собственной государственности вот уже две тысячи лет, Грец утверждает, что и пребывание народа Израилева в изгнании характеризуется внутренним политическим и социальным чувством: «Еврейство без твердой почвы государственной жизни подобно пустому внутри и наполовину выкорчеванному дереву». По этой причине первая часть книги Греца о еврейской истории начинается с описания Эрец-Исраэль.