«Прежде всего, нам не следует мечтать о возрождении древней Иудеи. Не следует вновь связывать нашу политическую жизнь с местом, где она была прервана и разрушена… Не к Святой Земле мы должны стремиться, а к нашей собственной земле».
Но тут же он добавляет:
«Возможно, правда, что Святая Земля сможет стать и нашей землей. Однако прежде всего надо выяснить — и от этого будет зависеть все, — какую землю мы вообще сможем получить, и сможет ли она быть надежным убежищем, права на которое никто не оспаривает».
Итак, следует сделать выбор между Палестиной и Америкой, причем, согласно Пинскеру, важно принять одно-единственное национальное решение, чтобы евреи не оказались в положении, когда существуют два противоречащих друг другу процесса эмиграции. Вопрос о том, какая земля станет для них «обетованной», должен быть рассмотрен с точки зрения экономических возможностей и политических соображений, и это будет первым вопросом, который предстоит решить национальному конгрессу или «директории». В любом случае должен быть принят в расчет политико-административный аспект в смысле возможностей развития в будущем. Если это будет в Америке, надо стремиться к тому, чтобы этот район получил со временем статус «территории» в рамках федерации, «а если в азиатской части Османской империи, то он должен быть отдельным «пашалыком», нейтральный характер которого будет поддерживаться турецким правительством и правительствами других великих держав. В этом, несомненно, будет заключаться одна из важных функций директории: привлечь к данному предложению внимание турецкого правительства, а также прочих европейских правительств»[18].
Как было сказано, в «Автоэмансипации» этот вопрос остался открытым, однако дальнейшая деятельность Пинскера в рамках движения Ховевей-Цион (Друзья Сиона) и созыв Катовицкой конференции склонили его на сторону «палестинского варианта». Но что важнее всего — сила его сочинения заключалась в революционной, радикальной идее, высказанной в нем: довольно с нас эмансипации по милости других, оставляющей еврею роль объекта исторических процессов, над которыми он не властен; необходима автоэмансипация, превращающая еврейский народ в носителя исторических процессов, касающихся его самого. «Еврейский вопрос в целом должен быть решен национальным путем», — утверждает Пинскер; никакой гуманизм, филантропия или просветительство не в состоянии его разрешить. В этом заключается участие Пинскера в переменах, происшедших среди образованного еврейства России, обратившегося к поискам путей самоопределения в результате событий 1881 года и крушения мечты об эмансипации.
Приложение
Призыв русского еврея к своим соплеменникам (1882)[19]
Если не я — то кто же?
И если не теперь — то когда же?
Гилель
Вековая проблема — так называемый «еврейский вопрос» — как и в былые годы, сильно волнует умы и в наши дни. Неразрешимая подобно квадратуре круга, эта проблема отличается от нее тем, что остается жгучим вопросом дня, и именно потому, что она имеет не только теоретический интерес, но изо дня в день обновляется в действительной жизни и все настойчивее требует своего разрешения.
На наш взгляд, сущность этой проблемы заключается в следующем.
Евреи, среди народов, с которыми они живут, фактически составляют чуждый элемент, который не может ассимилироваться ни с одной нацией, вследствие чего ни одной нацией не может быть терпим. Таким образом, задача заключается в том, чтобы найти средство, с помощью которого возможно было бы так приноровить этот обособленный элемент к семье других народов, чтобы еврейский вопрос перестал существовать.
Мы, конечно, не можем думать о полной гармонии; она никогда не существовала и между другими народами. День пришествия Мессии, когда все «международное» исчезнет и нации растворятся в общечеловеческом союзе, скрывается в отдаленнейшем будущем.
Еще долго ждать вечного, всеобщего мира; до того времени взаимные отношения наций могут более или менее сносно регулироваться лишь соглашением, покоящимся на международном праве, договорах, а главным образом — на равенстве положений и взаимных требований, равно как и на взаимном уважении.
В отношениях народов к евреям мы этого равенства положения не видим. Вполне отсутствует и та основа, на которой зиждется взаимное уважение, обыкновенно нормируемое и обеспечиваемое международным правом и договорами; а между тем только тогда, когда эта основа будет создана, когда равенство между евреями и другими народами станет совершившимся фактом, задачу еврейского вопроса можно будет считать разрешенной. К сожалению, равенства, которое действительно существовало в отдаленном прошлом, можно ожидать лишь в столь отдаленном будущем, что включение еврейского народа при настоящих условиях в семью прочих народов является чем-то несбыточным. Для этого ему недостает большинства атрибутов, необходимых для признания его нацией. Еврейскому народу недостает той самобытной жизни, которая немыслима при отсутствии общего языка, общих нравов и сожительства на одной и той же территории. Он не имеет своего собственного отечества, хотя имеет много родин, у него нет своего центра, своей точки тяготения, нет ни своего правительства, ни представительства. Он вездесущ, но нигде не дома. Народы никогда не имеют дела с еврейской нацией, а лишь с евреями. Для признания евреев национальностью им недостает того индивидуального народного духа, свойственного всем другим нациям, который создается общностью территории; этот народный дух не мог сохраниться при разбросанности Израиля; более того, даже воспоминание о старом отечестве кажется вполне заглохшим у евреев. Благодаря своей способности приспособляться они легко усвоили чуждые им оригинальные черты народов, в среду которых судьба их забросила. Нередко в угоду тем, кто давал им кров, они отказывались от своей традиционной индивидуальности. Они усвоили (скорее затвердили) известные космополитические тенденции, которые так же мало их удовлетворяли, как и мало убеждали в чем-либо других. Стараясь слиться с другими народами, они до известной степени легкомысленно жертвовали своей национальностью и, однако, нигде не добились того, чтобы сограждане признали их равными себе коренными жителями.
18
Здесь на Пинскера, видимо, оказал влияние пример христианского района Ливанских гор, за особый статус которого в составе Османской империи поручились европейские державы.