Кто думает и хочет превратить евреев в земледельцев, тот удивительным образом заблуждается. Крестьянство есть собственно историческая категория, в чем легко и удобно можно убедиться из привычек и забот крестьянина, в большинстве случаев разнообразных и старых, и его земледельческих орудий. Те и другие совершенно примитивны, ничем не отличаясь от привычек или земледельческих орудий его предшественников. Он пашет тем же плугом, он сеет еще рукой, он косит еще допотопной косой и молотит допотопными цепами, несмотря на то что для всего этого имеются уже очень давно превосходные земледельческие орудия и машины. Сельскохозяйственный вопрос есть в то же время и машинный вопрос, и на этом пути Америка, подобно крупному хозяину, пожирающему мелкого, победила Европу. Крестьянин, таким образом, на общем фоне вполне определенная фигура. Если его искусственно оберегают, то это совершается за счет политических интересов, которым он призван служить. Если же создавать новых крестьян по старому рецепту, то это только безумное и невыполнимое желание. Никто настолько не силен и не богат, чтобы насильственно отодвинуть ход культуры, и даже при всех могущественных средствах самостоятельных государств уже одна задержка культуры в прежнем состоянии есть необыкновенная и необычайная задача. И вот при таких-то обстоятельствах хотят еврея, интеллигентность которого нельзя отрицать, принудить сделаться крестьянином старого покроя. Это так же возможно, как сказать еврею: вот тебе лук и отправляйся на войну! Как, вправе воскликнуть он, с одним луком отправляться на войну, когда другие снабжены малокалиберными ружьями и крупповскими пушками! Евреи, которых хотят омужичить, вполне правы, если они при таких обстоятельствах не трогаются с места. Лук — прелестное оружие, но все-таки ему место только в музее.
Существуют, конечно, страны, где ненавистные евреи приходят на полевые работы и могут ходить на заработки, занимаясь земледелием, но тут-то и замечается главный антисемит, тут-то и зарождается главный источник вражды и ненависти.
Мировые филантропы, заботящиеся о евреях и посылающие их пахать землю, совершенно упускают из виду мнение последних, а они, эти будущие крестьяне, имеющие полное право высказать свое мнение, могли бы очень многое сказать. Земельная подать, неурожаи, экономический гнет крупных земледельческих хозяйств, работающих дешевле, а особенно американская конкуренция делают жизнь крестьянина достаточно горькой. Вместе с тем необходимо иметь в виду и фабричного или мастерового, которого нельзя заставить голодать, оставляя без необходимого хлеба, ибо его политическое значение все возрастает, и цены на зерно не могут бесконечно увеличиваться. Все эти затруднения очень хорошо известны всем, и я привожу их здесь только потому, что хотел напомнить, как ничтожны попытки прежние и попытки, предпринятые в настоящем с известной, в большинстве случаев похвальной, целью разрешить столь наболевший и вполне назревший вопрос. Ни эмиграция, ни искусственное омужичивание духовно развитых сил нашему пролетариату помочь не может, точно так же, как и чудное средство «ассимиляция», о котором я уже говорил выше. Таким образом, почти невозможно осилить антисемитизм; он не может быть уничтожен пока его основы не будут уничтожены, — а можно ли последние уничтожить?
Причины антисемитизма
Я не хочу здесь говорить о нравах и обычаях или о старых предрассудках и глупостях, я хочу только коснуться политических и имущественных основ. Наш сегодняшний антисемитизм ни в коем случае не должно смешивать с ненавистью и враждой к еврейской религии, наблюдавшимися в прежние времена. Эта ненависть и вражда, основанные на различии исповеданий, еще и до сих пор наблюдаются в единичных странах. Другое дело — то сильное движение, которое наблюдается теперь, — оно совершенно иного характера. В больших государствах, где антисемитизм главным образом свил себе гнездо, он является следствием эмансипации евреев. Когда культурные народы, заметивши всю бесчеловечность ограничений, освободили нас, освобождение явилось уже слишком поздно. Не будучи по закону эмансипированы в тех странах, где мы жили, мы в наших гетто превратились странным и непонятным образом в какой-то средний класс, явившись вместе с тем для всех остальных сильными конкурентами, внушающими ужас. Очутившись затем вдруг, после эмансипации, в круге буржуазии, мы должны были выдержать давление с двух сторон, с внешней и внутренней. Наконец, ведь и нельзя узаконенное уже равноправие, в каком бы оно виде теперь ни находилось, еще больше расширить, не только потому, что оно грешит против умеренности, но также и потому, что тогда все евреи, богатые и бедные, тотчас разделятся на различные пагубные партии. Но если посмотреть на оборотную сторону медали, то, собственно, против нас особенно существенного сделать нельзя. Вот в прежние времена у евреев поотнимали их украшения, бриллианты, золото и пр.; но каким образом теперь заполучить их движимое имущество? Оно все в бумажках, блуждая по белу свету, или, может быть, схоронено в христианских кассах. Правда, можно ценность всех этих железнодорожных, банковских и др. акций или бумаг разных строительных обществ и других крупных предприятий легко побить понижением, и где окажется самое большое поступление доходов и налогов, там сосредоточится и вся масса движимого имущества. Но все подобные попытки могут отразиться не только на евреях, но и на христианах; где это уже испробовали, там тотчас переживали очень тяжелые имущественные кризисы, никоим образом не ограничивающиеся одними евреями, в которых главным образом метили; эти стрелы менее всего в них попадали, а следствием такой невозможности уничтожить еврея является то, что ненависть к нему только увеличивается и растет. Антисемитизм в соседях растет не по дням, а по часам, и будет расти, потому что причины, вызывающие его, очень прочно усвоены народом и не могут быть поколеблены.