Следует особо подчеркнуть, что выводы о составе стада, полученные при анализе сюжетов искусства, также весьма неудовлетворительны. Так, судя по остеологическим данным и по письменным источникам, в древнем Египте мелкого рогатого скота в стаде было значительно больше, чем крупного. Однако в египетском искусстве изображения последнего значительно преобладают [146, с. 193]. Аналогичная ситуация сложилась в Нубии, где масса изображений крупного рогатого скота одно время воспринималась как указание на его преимущественное разведение носителями культуры нубийской группы С. Сделанные впоследствии остеологические анализы заставили пересмотреть этот вывод, так как большинство найденных костей принадлежало овцам. Выяснилось также, что нубийские пастбища более приспособлены для овцеводства, чем для выпаса крупного рогатого скота. Преобладание изображений быков в Нубии надо объяснять скорее высоким престижным значением этих животных, а не преобладанием их в стаде [973, с. 52]. В наскальном искусстве Зимбабве, Намибии и ЮАР тысячелетнее разведение крупного рогатого скота местным населением, напротив, не нашло почти никакого отражения в отличие от овцеводства, которое представлено десятками изображений. Между тем крупный рогатый скот играл здесь не меньшую роль, чем овцы. Изучавший эти сюжеты А. Уилкокс пришел к выводу, что создавшие их бушмены интересовались главным образом овцами [1028, с. 44–47]. Как бы то ни было, все приведенные примеры красноречиво (предупреждают против чересчур прямолинейной трактовки сюжетов наскального искусства.
Теоретически весьма важные данные о хозяйственной деятельности людей можно получить, анализируя систему их расселения [657, с. 8, 9]. Однако известные в настоящий момент поселки и стоянки, относящиеся к периоду доместикации животных или к непосредственно следующему за ним периоду, настолько немногочисленны, что эти материалы пока что возможно использовать не более чем для построения гипотетических моделей [812, с. 293–296].
Неразработанность методики чрезвычайно осложняет проблему изучения раннего скотоводства и требует особой осторожности при интерпретации известных данных. Представляется, что главная задача сейчас заключается в том, чтобы правильно локализовать первичные очаги доместикации и наметить направления распространения домашних животных в другие районы. Решение ее в целом возможно, хотя недостаточная изученность некоторых областей заставляет порой прибегать к гипотезам. Сложнее обстоит дело с реконструкцией других аспектов раннего скотоводства, которая невозможна в узких рамках археологии и заставляет прибегать к помощи ряда других наук.
Климатические изменения конца плейстоцена и раннего и среднего голоцена
Тесные связи, которые существовали между формами первобытного хозяйства и окружающей природной средой, заставляют уделить особое внимание изучению последней. Это тем более необходимо, что, как теперь выясняется, переход к производящему хозяйству зачастую происходил на фоне изменений окружающей среды и тем самым мог представлять собой один из способов активной адаптации отдельных человеческих коллективов к этим изменениям. Работами палеогеографов было установлено, что начиная с конца плейстоцена имело место несколько важных общемировых климатических колебаний, на фоне которых происходило формирование современного ландшафта. Начало им положили повышение температуры и отступление ледника в период беллинг по европейской шкале (XV–XIV [XIV–XIII] тысячелетия до н. э.). В раннем дриасе (XIII [XII] тысячелетие до н. э.) наблюдался временный ледниковый рецидив, после которого прежние тенденции вновь возобладали в период аллереда (XII–XI [XI–X] тысячелетия до н. э.), отличившегося относительно теплым и влажным климатом. Последнее короткое похолодание, сопровождавшееся сухостью, наступило в позднем дриасе (X [IX] тысячелетие до н. э. в Европе и Передней Азии и IX [VIII] тысячелетие до н. э. в Америке). Затем (последовало длительное всеобщее потепление на протяжении пребореального и бореального (IX–VIII [VIII–VII] тысячелетия до н. э.), а также атлантического периодов (VII–IV [VI–IV] тысячелетия до н. э.). Смена сухих, и влажных условий наблюдалась кое-где и в это время, но она имела локальный характер. Так, на Русской равнине и Тихоокеанском побережье СССР первая половина поелеледниковья отличалась умеренной или недостаточной влажностью, а — в континентальных районах Сибири этот период, напротив, был ознаменован влажной фазой. Зато в последующее время наблюдалась прямо противоположная картина. Начиная с III (второй половины III) тысячелетия до н. э. отмечалось некоторое похолодание, которое местами сопровождалось установлением более сухого климата [245; 246; 346; 468; 1041]. Отмеченные колебания в той или иной степени затронули все районы мира, однако их последствия в разных областях были далеко не однозначны. Наиболее чувствительно они отражались на пограничных районах, лежащих на стыке разных природных зон. Особым образом таяние ледника отразилось на прибрежных территориях, так как оно повлекло за собой подъем уровня Мирового океана, который за последние 10 тыс. лет повысился на 30–45 м, в результате чего многие древние побережья были затоплены, а на месте крупных (перешейков образовались островные цепи [695, с. 54–65; 697, с. 4—10].
Влияние климатических изменений на первобытное хозяйство заключалось не только в том, что последнее должно было так или иначе трансформироваться, но и в том, что эти изменения создавали определенный биологический фон, характер которого обусловливал сам облик новых форм хозяйства. К сожалению, при современном уровне знаний этот биологический фон далеко не всегда удается воссоздать. Однако есть ряд любопытных гипотез, исходящих из того, что некоторые подходящие для доместикации виды возникли лишь в конце плейстоцена. Так, С. Пейн предположил, что овца появилась в результате мутации только в этот период, а выжить ей помогло вмешательство состороны человека [857, cv 381, 382]. Есть также мнение, по которому однолетние злаки представляют собой продукт мутаций и гибридизаций, вызванных потеплением в конце плейстоцена [892, с. 133–134; 1022, с. 141–143]. При весьма слабой изученности фауны и флоры плейстоцена сейчас трудно проверить, насколько эти гипотезы справедливы. Все же нельзя не отметить, что расширение ареала диких хлебных злаков как будто бы фиксируется пыльцевыми диаграммами в конце ледникового периода. В это же время завершился процесс образования лесса, лессовые области окончательно локализовались, став одним из наиболее перспективных для примитивного земледелия районов (недаром именно с ними связано развитие таких важнейших раннеземледельческих культур, как яншао в Восточной Азии и культура линейно-ленточной керамики в Европе).
Все отмеченное выше заставляет видеть в переходе от плейстоцена к голоцену важный рубеж, который был отмечен сложением существенных биологических предпосылок для перехода к производящему хозяйству.
Передняя Азия
Передняя Азия справедливо считается одним из главных очагов происхождения скотоводства. До сих пор здесь водятся дикие козы, овцы, свиньи, а в прошлом водился первобытный бык (тур). Для понимания процесса доместикации необходимо остановиться на вопросах систематики и некоторых биологических особенностях этих животных.
Известные сейчас науке дикие козы представлены несколькими видами: безоаровые козы (Capra hircus aegagrus), винторогие козы (C.falconeri), ископаемый козел (C.prisca Adametz-Niezabidowski), несколько видов каменных коз (С. ibex, C.caucasica, C.cylindricornis, C.sibirica и дp.), а также одичавшие популяции, встречающиеся и некоторых изолированных районах материковой Европы (Юра) и на островах Средиземноморья (Северные Спорады) (C.dorcas). В свое время Л. Адамец считал, что первые три вида дали домашних потомков [7, с. 40–45]. Позже был поставлен вопрос о том, что домашние козы типа prisca могли произойти и от безоаровых коз [93, с. 110]. В современной науке наибольшее распространение получил взгляд, согласно которому основным диким предком домашней популяции были безоаровые козы [897, с. 130; 1057, с. 130; 563, II, с. 224 и сл, 649, с. 50]. Винторогие козы если и были приручены, то под влиянием уже существующего козоводства [563, II, с. 284–286; 706, с. 149–158]. С помощью цитогенетики удалось выявить сходство кариотипов домашних коз и диких каменных коз (2N = 60), а от их скрещивания было получено плодовитое потомство [641, с. 176]. Это не позволяет полностью отрицать какую бы то ни было роль каменных коз в развитии домашней популяции, по крайней мере в образовании новых пород. Однако до сих пор никаких свидетельств доместикации каменных коз обнаружить не удалось. И ныне сохраняется мнение о происхождении домашних коз Юго-Восточной Европы от C.prisca [779, с. 233], но доводы его — сторонников пока что малоубедительны.