Вначале В. Г. Богораз-Тан считал, что оленеводство распространилось из единого саянского центра [42, с. 91], но позже изменил свое мнение, указав, что оленеводство «явилось оригинальным достижением так называемых малых народностей, живущих на севере и северо-востоке СССР», и возведя его древность к концу ледникового периода, когда к нему будто бы перешли охотники, следовавшие за оленьими стадами [43, с. 219, 246]. Основанием для такого утверждения явился примитивный облик оленеводства, в котором автор видел доказательство местного самостоятельного одомашнивания. Лишь много позже было выяснено, что этот факт следует связывать с особенностями адаптации оленеводства в новых экологических условиях.
Поворотный этап в развитии советской науки начался в 30-х годах. Именно в это время работы Н. И. Вавилова и его учеников, посвященные происхождению и распространению культурных растений, открыли новую страницу в истории изучения проблемы становления и развития производящего хозяйства. Новые веяния охватили и зоологию, которая вплотную приблизилась к решению коренных вопросов доместикации и породообразования домашних животных, о чем свидетельствуют материалы двух специальных совещаний [270; 271]. Однако в 30-е годы возникла и другая тенденция, в силу которой — многие специалисты по истории первобытности вступили на путь «гипертрофированного автохтонизма» [175, с. 3; 272]. Для этого имелся ряд причин, важнейшими из которых следует признать упрощенные представления многих иследователей о марксистском учении и в связи с этим их некритический подход к «новому учению о языке» Н. Я. Марра, а также реакцию советской науки на весьма популярные на Западе в то время теории миграциониэма.
Сначала следует остановиться на первой тенденции. Работами советских ботаников было доказано, что каждый древний вид культурных растений, полученный в результате долгого периода гибридизации, происходит из строго определенного района, где имелись все компоненты, участвовавшие в гибридизации [156, с. 58–64]. Поэтому древнейшие очаги доместикации следовало искать в районах с наибольшим сортовым разнообразием. Они локализовались в горных областях, которые и стали предметом пристального внимания советских растениеводов во главе с Н. И. Вавиловым [57, с. 169–171]. Тем самым была подтверждена — возможность заимствования. Работы Н. И. Вавилова по выявлению первичных очагов земледелия стали одним из крупнейших достижений XX в. и, несмотря на ряд уточнений, внесенных в последние годы, остаются ценнейшим руководством для всех, кто занимается проблемами первобытного хозяйства.
Правда, надо заметить, что в них не учитывалась возможность изменения природных условий на протяжении голоцена, что могло повлечь некоторые несоответствия в современных и древних границах ареалов различных видов фауны и флоры. Кроме того, хотя Н. И. Вавилов и предусматривал вероятность возникновения вторичных очагов сортового разнообразия, на практике еще не всегда удавалось отличить первичные очаги от вторичных из-за недостаточной изученности отдельных регионов.
Под влиянием работ Н. И. Вавилова и по его инициативе начала работать группа советских зоологов, пытавшихся применить его идеи для изучения истории домашних животных [38, с. 4]. Была разработана интереснейшая программа изучения процессов доместикации, включавшая как экспериментальное изучение современных пород домашних и диких животных, так и исследование костных остатков [40; 46; 92] (программу археологического изучения см. [247, с. 548]). В итоге появилась возможность выделения мировых центров происхождения домашних животных, началась более глубокая разработка проблем зоологической систематики, был поставлен вопрос о передаче домашних животных от одних народов к другим. К первичным очагам происхождения домашних животных ученые относили «китайско-малайский, индийский, юго-западноазиатский, средиземноморский и андийский», а к дополнительным — «тибето-памирский, восточнотуркестанский, восточносуданский и южноаравийский, абиссинский, южномексиканский и саяно-алтайский». Эти очаги частично совпадали с центрами происхождения мирового земледелия, выделенными Н. И. Вавиловым, однако полного тождества не было. Любопытно, что зоологи связывали доместикацию северного оленя с единым Саяно-алтайским центром [39, с. 25–28]. Изучение остеологических материалов Восточной Европы привело В. И. Громову к мысли о том, что многие домашние животные появились здесь извне, так как биологические предпосылки для их местной доместикации отсутствовали. Полемизируя с защитниками идеи автохтонизма, исследовательница писала: «Я останавливаюсь подробнее на разбираемом вопросе, — сравнительно ясном для зоолога, ввиду того, что специалисты по истории культуры не склонны допускать возможности передачи на большие расстояния культурных приобретений на очень ранних стадиях от одной народности к другой» [93, с. 107].
Известную роль в распространении упомянутой В. И. Громовой тенденции сыграло «новое учение о языке» Н. Я. Марра. Как считают современные ученые, выдвинутый Н. Я. Марром принцип «стадиального развития языка» [211] был не более чем новой попыткой наметить структурную (типологическую) классификацию языков [117, с. 10]. Однако сам Н. Я. Марр и особенно его последователи придали ему гораздо более широкое содержание. Выдвинутое им положение о том, что языковые системы представляют собой хронологический ряд [211, с. 48, 61, 90, 205], трактовалось таким образом, что все культурные явления стали сводиться к исключительно местному развитию. Исходя из потенциальных способностей отдельных человеческих коллективов к изобретениям, часто делался необоснованный вывод о том, что все изобретения действительно совершались повсюду. В частности, это касалось истории возникновения производящего хозяйства (см., например, [260]).
Поскольку население ряда районов СССР уже в эпохи цеолита и ранней бронзы имело домашних животных, тогда как четких свидетельств наличия земледелия здесь не было, сторонники автохтонизма считали, что переход к скотоводству совершился в среде охотников и рыболовов. При этом одни ученые реконструировали процесс доместикации в условиях оседлости (М. И. Артамонов, В. В. Гольмстен, М. П. Грязнов, Г. П. Сосновский и, видимо, С. Н. Быковский [88; 306; 53]), другие же защищали тезис о доместикации в. ходе преследования стад диких животных охотниками, ссылаясь главным образом на пример оленеводства (В. Г. Богораз-Тан, В. И. Равдоникас, А. М. Золотарев, М. Г. Левин [43; 273; 274; 127]).
Стройная теория доместикации и развития скотоводства была выдвинута группой ученых, в которую входили М. И. Артамонов, В. В. Гольмстен, М. П. Грязнов и Г. П. Сосновский [88]. Эти ученые четко различали приручение, которое имело нерегулярный характер у охотников и производилось по самым разным причинам, и доместикацию, которая имела дело лишь с не многими видами животных, наиболее полезными с хозяйственной точки зрения. Важными предпосылками доместикации они называли более устойчивые, чем в палеолите, источники питания и оседлость, которые могли быть связаны не только с земледелием, но и с высокопродуктивными охотой и рыболовством. Авторы допускали возможность доместикации собаки в условиях симбиоза, однако не распространяли это на других животных. Критикуя теорию приручения стад бродячими охотниками, они указывали, что доместикации подвергались отдельные особи, а не стада. Начало доместикации они связывали с содержанием в неволе молодых особей мелких видов животных и считали, что древнейшими домашними животными в лесной полосе Восточной Европы были свиньи и козы, а в степной — овцы. Известный схематизм, присущий их взглядам, имел своей объективной основой неполноту данных, которыми располагала наука того времени. Исследователи отрицали идею распространения домашних животных, понимая под ней исключительно миграцию. Правда, позже В. В. Гольмстен признала, что домашние козы и крупный рогатый скот могли появиться в Восточной Европе в ходе заимствования [89, с. 123, 124].