«Часы приема посетителей.
2-й вторник каждого месяца
1-я пятница каждого месяца с 10 ч. 33 мин. до 11 ч. 05 мин.
прием сотрудников ежедневно (по личным вопросам)
с 9.45 до 10
с 11.42 до 12», —
и спросила:
— Вы читать умеете?
Она произнесла это таким тоном, что посетитель должен был бы устыдиться дерзкого желания просить аудиенции в неприсутственный день и в неположенное время. Но посетитель не устыдился. Он решительно подошел к закрытой двери. Однако Людмила Павловна успела загородить собой дверь.
— Отойдите, — сказал посетитель уже иным, совсем не робким, а скорее злым, жестким голосом.
— Вы с ума сошли! — воскликнула Людмила Павловна и словно только сейчас увидела посетителя: перед нею стоял молодой человек с лицом приятным, кротким и смотрел на нее голубыми ясными глазами. Это были прекрасные глаза, цвета полевого василька, цвета летнего солнечного неба. Что-то дрогнуло в душе Людмилы Павловны, и она ощутила удар в сердце, подобный тому, какой испытала когда-то, еще школьницей, встретив на новогодней елке в Колонном зале мальчика, у которого были такие же голубые глаза и вьющиеся локоны и которого она полюбила с первого взгляда и потом любила, вспоминая, долгие годы, хотя никогда после не встречала этого мальчика. Он жил в ее душе, как живет мечта, как сон… И вот будто сон стал явью — перед нею стоял человек и смотрел на нее голубыми глазами того мальчика.
Почти извиняющимся голосом Людмила Павловна сказала:
— Я запишу вас на завтра. К восьми тридцати.
— Нет, — сказал посетитель. — Мне надо сейчас.
Людмила Павловна знала, что идти докладывать Сергею Григорьевичу бесполезно, он не примет посетителя в неположенное время, и потому, понимая, что совершает почти служебное преступление, отошла от двери, выразительно вздохнув.
— Спасибо, — сказал посетитель, сейчас голос его был под стать глазам, певучий, мягкий. Он открыл обитую дерматином тяжелую дверь и вошел в кабинет.
Сергей Григорьевич говорил по телефону, вразумляя кого-то терпеливым сухим голосом. Он не взглянул на посетителя, словно не увидел, хотя на самом деле не мог не увидеть, и говорил:
— Это вам кажется, а мне не кажется… Нормальная инструкция, ее следует изучить и применить, таково не мое мнение, а вышестоящих организаций, и не надо заниматься бесполезным препирательством по телефону… Не знаю, не знаю, все можно свести к абсурду, все обозвать бюрократизмом. Вообще теперь привыкли много говорить о бюрократизме, а не заниматься исполнением указаний. Да, это моя личная точка зрения. Повторяю, да, да, над этой инструкцией работали мы. Ну что ж, формалисты, значит, формалисты. Однако ничего не поделаешь, вы должны составить справку, как эта инструкция изучается и применяется вами. Зачем? Таков порядок! Не вами и не мною установленный! Нет, обязательно в трех — в трех! — экземплярах. Всего доброго!
Он положил трубку и, не обращая внимания на посетителя, стал читать бумагу, лежащую перед ним на столе.
— Я могу побеседовать с вами? — спросил посетитель.
— Вы откуда? Я вызывал вас? — не поднимая головы, отозвался Сергей Григорьевич.
— Я сам от себя. По личному делу.
— Что? — сердясь, воскликнул Сергей Григорьевич. — Кто вас пропустил? Оставьте кабинет!
— Извините, — сказал посетитель, — но теперь это уже невозможно — я избрал вас.
— Куда избрали? Что за чепуха! Не мешайте работать!
— Я пришел к вам с предложением, — сказал посетитель.
— С каким предложением? Кто вы? Откуда? — Сергей Григорьевич, не дожидаясь ответа, нажал кнопку селектора. — Людмила Павловна, что с вами? Кто выписывал пропуск гражданину? Соедините меня с бюро пропусков.
— У меня нет пропуска, — сказал посетитель.
— Сейчас, — виновато сказала невидимая Людмила Павловна.
— Оставьте кабинет. Идите! — Сергей Григорьевич взмахнул рукой, указывая на дверь.
— У меня выгодное предложение, — сказал посетитель. — Я не уйду, пока мы не договоримся. Я прошу о небольшом одолжении: разрешите поменяться с вами душами. Мне нужна ваша душа.
— И ничего более? — иронически спросил Сергей Григорьевич, поняв, что имеет дело с сумасшедшим.
— Ничего. Только душа, — ответил посетитель. — Но, чтобы вы знали, кому отдаете душу, я должен представиться. Только не удивляйтесь, не принимайте меня за больного, сбежавшего из сумасшедшего дома. У вас на земле нас называют чертями. Я черт.
— Ах, вот оно что, — воскликнул Сергей Григорьевич, — тогда другое дело. Зачем же вам моя душа?
— В человеческой душе так много качеств, которые необходимы нам. Мне не обязательно ваша душа, я сюда забрел случайно, но теперь уж ничего не поделаешь. Возьмите мою душу, а я вашу…