— О господи, почему так получилось? А Абуль Гит? Чем он виноват?
Ее любовь к Сафвату — наваждение, от которого она не может избавиться. Он преследует ее, а она не знает, чего он от нее хочет. Не знает и того, чего хочет сама. Тоска сжимает ей сердце, слезы бегут по щекам. Каждое утро она видит его, слушает его ласковые речи. Он словно гипнотизирует ее своим голосом, уводит далеко-далеко в неземной, сказочный мир, сулит счастье. Ей и невдомек, что этот вкрадчивый голос, этот горячий шепот, от которого неистово колотится сердце, — ее судьба. Он будит желание, спавшее до сей поры в глубинах ее существа, толкает ее в объятия молодого господина, приехавшего из Александрии, отдает в его власть, бросает ему под ноги.
А Сафват? Ильхам была его надеждой, быть может, единственной, спастись от того, что неминуемо ожидало его в жизни. Что, если бы он решился? Предложил бы ей стать его женой? Поселился бы в Александрии? Ведь он не хочет быть новым хаджи аль-Миниси. Но он не решился.
В половине десятого вечера он был у дома Ильхам. Звонок. Ему открыли дверь.
— Могу я видеть Ильхам?
— Пожалуйста.
Она представила его мадам. Сели. Ильхам показалась ему особенно красивой в тот вечер. Он не отрывал от нее взгляда. Через некоторое время Ильхам вышла, оставив его наедине с мадам.
— Я очень рада, господин Миниси. Мой дом к вашим услугам. Ильхам к вашим услугам. Она говорила мне о вас. Вы из богатой семьи.
Он хотел сказать, что любит Ильхам, что посватается к ней в начале будущего года. Но мадам решительным тоном продолжала:
— Если вы хотите ее на всю ночь, это будет стоить три фунта. До полуночи — полтора. У нас порядочное заведение, господин Миниси. И не забывайте, что она девушка, ей еще нет двадцати. Пожалуйста, она ждет вас в соседней комнате.
Он рванулся из квартиры, прикрыв глаза рукой. Если вы хотите ее на всю ночь… Выбежал на улицу. О Александрия, лживый город! Не забывайте, что она девушка! Мир рухнул. Все умерло и похоронено. Ветер отчаяния надувает парус, уносящий дорогих и любимых в невозвратную даль. Белый парус сливается с голубизной моря, растворяется, исчезает, чтобы уже никогда не вернуться. Сафват бежит, задыхаясь. Скачками поднимается по лестнице, бросается на кровать. Что делать? Ильхам ждала его в соседней комнате. Мадам улыбалась. Никому до него нет дела.
Разве только Александрия и жизнь в ней, такая, какая она есть, была причиной всего случившегося с Сафватом аль-Миниси? Здесь сказалось и его происхождение, и воспитание. Его готовили стать преуспевающим в жизни. Обстановка, в которой он вырос, отношения с людьми, отсутствие привычки к общению, наконец, то, как воспринимал он все происходящее в стране, — вот причины. Но сам он их, конечно, не понимал. Чувство к Ильхам было первым настоящим чувством в его жизни. Но и оно не помогло ему разобраться в себе. Летом, в каникулы, встречаясь со своим приятелем Хамидом, сыном покойного хаджи Мансура Абуль Лейла, друга его отца, Сафват чувствовал, что Хамид лучше понимает самого себя. А он, Сафват, никак не мог разобраться в своей душе. Она ныла, словно застарелая болячка, которую неизвестно чем и как лечить.
В этот жаркий полдень 13 сентября 1966 года Сафват как будто предчувствовал, что должно произойти нечто необычное. Выглянув в окно, он увидел Сабрин, входящую в сарай. Выбежал во двор. Сабрин как раз выходила из сарая. Он подошел к ней, улыбнулся, тихо прошептал:
— Я жду тебя на сеновале.
Сабрин молча отвернулась, но он знал: она придет. Она действительно пришла. Так ей было суждено. Что поделать! Как и другие, она была не виновата в происшедшем. Остановилась у порога сеновала. В мозгу стучало: «О господи, спаси меня».
Обеденный отдых уже кончился. С полей доносилось пение сборщиков хлопка. Запевала не она, Сабрин, — какая-то другая девушка. В прошлом году, до того как ее взяли в дом хаджи, она тоже собирала хлопок. И всегда была запевалой. Сейчас ей все завидуют.
Сабрин страшно. Чувства ее напряжены. Огляделась подведенными сурьмой глазами по сторонам. Белое облако в небе как клочок пушистого, расчесанного хлопка. Девушки поют:
Руки Сафвата тянутся к ней из тьмы сеновала, обнимают, прижимают крепко.