В этот день ему позвонил утром его бывший однокашник Найден Виденов, редактор одной профсоюзной газеты, и попросил осмотреть заболевшего ребенка.
— Очень тебя прошу прийти! — сказал он.
— Ты все там же живешь?
— Нет, сейчас я живу на улице Ясен, дом восемь.
— Что-то не слыхал такой улицы… — пробормотал Ненов.
Найден Виденоз объяснил, как к нему попасть.
— Значит, придешь? — спросил он еще раз.
— Ну конечно! Жди меня к одиннадцати!
Ведя большую научную работу в клинике, доктор Ненов был очень загружен и не занимался частной практикой. Исключения составляли лишь очень близкие ему люди, но, посещая их, он, разумеется, никогда не брал денег. Сейчас доктор только что взял отпуск и располагал свободным временем, к тому же он искренне уважал своего старого знакомого и не хотел ему отказать.
Доктор Ненов отыскал тихую улицу без особого труда.
«…С какой стороны четные номера? Справа или слева? Ага, двадцать четвертый — значит, с этой…» Машина шла медленно, он продолжал следить. Впереди мелькнула фигурка маленького мальчика. Доктор Ненов только взглянул на него и опять принялся следить. Вот уже двенадцатый, десятый… там должен быть восьмой… Но номера что-то не видно… Однако это все же тут!
Прежде чем затормозить, он посмотрел вперед. Ребенок был совсем близко и шел по краю тротуара, держа в одной руке миску, в другой — деньги. Но вдруг зеленая бумажка выскользнула из его пальцев. Мальчик стремительно кинулся на мостовую и тотчас попал под правое колесо. Доктор Ненов нажал тормоза, но было уже поздно. Послышался только звон разбившейся миски и… ничего больше.
Ничего больше!..
Что же это могло означать? Не задавил ли он мальчика?.. Нет, колесо не встретило никакого сопротивления…
Доктор Ненов почувствовал, как леденящий ужас сковывает все его члены. Он хотел выйти из машины и не мог сдвинуться с места. Хотел открыть дверцу, но не в силах был протянуть руку.
Впоследствии он никогда не мог вспомнить, как поднял мальчика, как понес его. Все это стерлось в его сознании, как дурной сон. Он помнил только, что положил мальчика на заднее сиденье и дрожащей рукой пощупал пульс. Слабые, но ритмичные удары этого сердечка действовали на доктора, как предельная доза сильно возбуждающего средства.
«Жив! — пронеслось в его бешено работавшем мозгу. — Да, жив!»
Теперь надо было дорожить каждой секундой! Он нажал газ, машина рванулась и быстро покинула место происшествия. Да, скорее в больницу! Нужно во что бы то ни стало спасти мальчика!
В первый момент он не подумал о последствиях. Но вдруг воображение его заработало со всей силой. Перед глазами мелькали то зал суда, то кабинет подполковника, то испуганное лицо жены… Что его ожидает? Ясно что: тесная тюремная камера!.. Да, он, солидный и всеми уважаемый врач Стефан Ненов, должен будет стать презренным арестантом!.. Сколько времени он просидит там, за железной решеткой? Месяцы или годы? Все равно, — ведь, выйдя оттуда, он уже не будет тем, чем был до сих пор…
Да, он уже станет каким-то другим, лишенным прежней ценности, станет человеком с клеймом, быть может никому уже не нужным… Никогда больше не будет он настоящим врачом, настоящим ученым!..
В центре было очень, оживленное движение, и приходилось ехать очень медленно. Думать о случившемся стало еще мучительней. Да, теперь он — конченый человек! В этот роковой день он потерял разом все… и навсегда!
А в чем его вина?
Разве он виноват, что ребенок так внезапно, точно самоубийца, бросился под колеса его машины? Может ли человеческий ум предвидеть такое неожиданное движение? Может ли предупредить его? Кто поверит, что все произошло именно так? Разумеется, никто! Он очень хорошо помнил — улица была совершенно безлюдна, не оказалось ни одного свидетеля происшествия.
Да, ни одного свидетеля!
И вдруг в каком-то уголке его сознания совсем неожиданно шевельнулась мысль, не выход ли это?
Да, не воспользоваться ли ему тем, что на улице не было ни одного свидетеля? Кто видел, что он сшиб мальчика? Никто! Да, никто! А раз никто не видел, то никто не будет и знать об этом!
Мозг его лихорадочно развивал эту мысль. Зачем ему везти ребенка в больницу? Не лучше ли взять его к себе домой? Через четверть часа он будет на ногах, словно ничего и не случилось! А что потом? Потом он подвезет его куда-нибудь поближе к месту происшествия и оставит на улице… Расскажет ли ребенок о том, что с ним случилось? Если и расскажет, то кто ему поверит? А если и поверят, то как узнают, что это сделал именно он, доктор Ненов, а не кто-нибудь другой? В Софии тысячи машин, разве можно выяснить, под какую именно он попал? И вообще, станут ли родители ее разыскивать, когда увидят, что их ребенок жив и здоров?