Вдруг окно в комнате наверху распахнулось, и таинственный незнакомец закричал громким голосом. С той и с другой стороны обменялись восклицаниями на неведомом языке, и никто из посетителей кабачка не понял ни слова; затем они услышали, как окно захлопнулось, и еще какой-то страшный шум и возню, точно в комнате над их головою сдвигали и перетаскивали тяжелую мебель. Слуга-негр был вызван наверх; немного спустя появились он и старый моряк, которому он помогал тащить вниз его грузный сундук.
Трактирщик был потрясен:
– Куда вы! Неужели в море? В такой шторм?
– Шторм! – презрительно бросил моряк. – Погода чуточку расплевалась, а вы мелете что-то о шторме!
– Вы промокнете до костей, вы погибнете! – взволнованно воскликнул Пичи Прау.
– Гром и молния! – заорал морской волк. – Довольно поучать человека, испытавшего на своей шкуре, что такое смерчи и ураганы!
Робкий Пичи замолк. С берега снова донесся крик; в нем слышалось нетерпение. Присутствующие с удвоенным страхом глазели на этого бывалого моряка, который, казалось, пришел из пучины и теперь снова туда возвращается. И когда с помощью негра он медленно тащил тяжелый сундук по направлению к берегу, они смотрели на него с суеверным чувством и почти верили, что он взгромоздится на свой сундук и пустится на нем в плаванье по разъяренным волнам. Они следовали за ним с фонарем, держась несколько поодаль.
– Гасите огонь! – загремел грубый голос с воды. – Какой тут к черту огонь!
– Гром и молния! – зарычал старый моряк, повернувшись в их сторону. – А ну-ка домой! Слышите!
Вольферт и его спутники в ужасе повернули назад. Все же любопытство пересилило страх, и они остановились невдалеке. Длинный излом молнии полыхнул над волнами, и они увидели лодку, в которой было полно людей. Она находилась под скалистым мыском, вздымалась и падала вместе с набегающими валами прибоя, и при каждом взлете с нее стремительно стекала вода. Прихватив багром, ее едва удерживали у прибрежной скалы, ибо течение возле мыса неслось с бешеной быстротой. Поставив свой грузный сундук краешком на планшир лодки и ухватившись за ручку с другого конца, старый моряк пытался столкнуть его таким образом внутрь, но в это мгновение лодку оторвало от берега, сундук соскочил с планшира и, упав в волны, увлек за собой моряка. Стоявшие на берегу испуганно закричали; градом проклятий разразились люди на лодке, но и лодку и человека мигом унесло стремительной силой прилива. Воцарилась непроглядная тьма. Вольферту Вебберу, впрочем, почудилось, будто он слышит крики о помощи и видит тонущего, молящего о спасении, но когда снова над водою сверкнула молния, все было пусто: не было видно ни лодки, ни человека, не было ничего, кроме всплесков и толчеи теснящих друг друга волн.
Компания возвратилась в трактир переждать непогоду. Они снова уселись по-старому – каждый на свое место – и со страхом поглядывали один на другого. Все происшествие не заняло и пяти минут, за это время не было произнесено и десятка слов. И, глядя на дубовое кресло, они с трудом могли свыкнуться с мыслью, что то странное существо, которое так недавно еще безраздельно владело им и было полно жизни и геркулесовской силы, сейчас, очевидно, – безжизненный труп. Вот стакан – из него он только что пил, вот пепел трубки, которою он затягивался, так сказать, последним дыханием. Размышляя обо всем этом, почтенные бюргеры явственно ощутили, как непрочно наше земное существование, и после этого устрашающего примера каждому из них показалось, будто земля, которую он попирает, сделалась менее устойчивою, чем прежде.
Но так как большинство присутствующих обладало той драгоценнейшей философией, которая позволяет стойко переносить несчастья соседей, то вскоре все так или иначе утешились в трагической гибели старого моряка. Хозяин был чрезвычайно доволен, что бедняга успел полностью расплатиться по счету, и произнес приличествующее случаю подобие прощального слова.
– Он пришел в бурю, – сказал он, – и ушел в бурю; он пришел ночью и ушел в ночь; он пришел, кто его знает откуда, и ушел, кто его знает куда. Мне известно только одно – а именно, что он снова пустился в море на своем сундуке и, быть может, высадится где-нибудь на другом конце света, чтобы докучать и дальше честному народу! Впрочем, если он отправился в сундук Дэви Джонса [*], то тысяча сожалений, что не оставил здесь своего собственного.
– Его сундук! Святой Николай, спаси и помилуй нас! – вскричал Пичи Прау. – Да я бы ни за какие деньги не согласился поставить его к себе; готов поручиться, что моряк с треском и грохотом являлся бы за ним по ночам, и трактир превратился бы в дом с привидениями. А что касается его отплытия в море на сундуке, то мне приходит на ум история, приключившаяся со шкипером Ондердонком, когда он плыл на своем судне из Амстердама. Во время шторма на корабле умер боцман; покойника завернули, как полагается, в парусину, уложили в принадлежавший ему сундук и бросили за борт, но в суете и спешке забыли прочитать над ним подобающие молитвы – и вот буря разбушевалась еще сильней, и они увидели мертвого боцмана, который, сидя в своем сундуке, плыл у них за кормой, поставив вместо паруса саван; огненные языки брызг вздымались пред ним, точно пламя, и корабль удирал от него день за днем, ночь за ночью, и каждый миг они ожидали гибели судна, каждую ночь видели мертвого боцмана в его сундуке; он стремился настигнуть их, и среди завываний ветра они слышали его свист; казалось, что это он насылает на них огромные волны, высотою в целую гору, и эти волны неминуемо захлестнули бы судно, если бы они не задраили наглухо люков и палубных иллюминаторов; так продолжалось, пока они не потеряли его из виду в туманах близ Ньюфаундленда; они предположили, что он повернул свой сундук через фордсвинд и взял курс на остров Покойника. Вот что значит похоронить человека на морс без отпевания!
Гроза, задерживавшая компанию в кабачке, миновала. Часы с кукушкою прокуковали двенадцать; все заторопились, ибо по часто случалось, чтобы эти мирные бюргеры засиживались до столь позднего часа. Выйдя на двор, они обнаружили, что небо очистилось. Буря, еще подавно закрывавшая его непроницаемым покровом из туч, пронеслась дальше и теснилась клочковатыми грудами на горизонте; их освещал яркий серп полумесяца, который был похож на маленькую серебряную светильню, висящую во дворце, воздвигнутом из облаков.
* То есть на дно моря. Дэви Джонсом английские моряки называли дьявола.