Прошло порядочно времени, прежде чем он очнулся. Когда он открыл глаза, розовые лучи восходящего солнца играли уже на утреннем небе. Он обнаружил, что лежит на дне лодки и притом жестоко ушиблен. Он попытался приподняться и сесть, но ему было больно пошевелиться. Послышался дружеский и участливый голос, предложивший ему лежать спокойно и не ворочаться. Он посмотрел в сторону говорившего – то был Дирк Вальдрон. Он последовал за Вольфертом и его спутниками по настоятельной просьбе госпожи Веббер и ее дочери, которые с похвальным любопытством, свойственным прекрасному полу, проникли в тайну неоднократных совещаний Вольферта и немецкого доктора. Дирк изрядно отстал от легкого челнока Черного Сэма и подоспел как раз вовремя, чтобы спасти злополучного кладоискателя.
Так завершилось это опасное предприятие. Доктор и Черный Сэм порознь возвратились в Манхеттен, и каждый по-своему рассказывал о пережитых им грозных опасностях. Что касается несчастного Вольферта, то, вместо того чтобы возвратиться в город с триумфом, с грузом мешков, полных золота, он был доставлен домой на носилках в сопровождении целой ватаги сгоравших от любопытства мальчишек.
Его жена вместе с дочерью, завидев издалека это страшное шествие, перебудоражили своим криком соседей; они думали, что несчастный окончил все счеты с жизнью, пав жертвой очередного припадка безумия. Обнаружив, однако, что он еще жив, они мигом уложили его в постель, и у его изголовья собрался синклит престарелых кумушек всей округи, дабы прийти к окончательному решению, каким способом его должно лечить.
Весь город был взбудоражен историей, приключившейся с нашими кладоискателями. Многие побывали на месте ночных событий, но, хотя они и нашли вырытую черным рыбаком яму, все же не обнаружили ничего стоящего, что могло бы вознаградить их за затраченный труд. Некоторые из них, впрочем, утверждали, будто видели там обломок дубового сундука, а также железную крышку кубышки, причем от нее здорово несло золотом; они говорили еще, что в старинном склепе наткнулись на следы тюков и ящиков, но все это было чрезвычайно сомнительно и не внушало доверия.
Говоря по правде, тайна этой истории не разгадана и поныне. Был ли тут зарыт клад, и если был, то унесли ли его той самой ночью те же люди, что зарыли его, или он и до сих пор продолжает таиться в земле под охраной гномов и духов и пребудет там до тех пор, пока кто-нибудь по-настоящему не возьмется за его поиски, – обо всем этом можно лишь строить догадки. Что касается меня, то я склонен придерживаться последнего мнения, ибо я не сомневаюсь, что и здесь и во многих других местах острова и поблизости от него, еще в пору буканьеров и первых голландских поселенцев, были закопаны клады неисчислимой ценности; я искренно рекомендовал бы тем из моих сограждан, которые не поглощены другими делами, всерьез взяться за поиски этих кладов.
Было высказано множество предположений о том, кем же был в конце концов странный моряк, некоторое время тиранивший маленькое братство на Корлировом мысе; моряк, который столь загадочно сгинул и при столь страшных обстоятельствах вынырнул снова.
Некоторые думали, что он был контрабандистом, поселившимся здесь, дабы помогать товарищам выгружать контрабанду в скалистых бухточках острова; другие, – что он был буканьером, соратником Кидда или Бредшо, прибывшим сюда с намерением извлечь из земли таящиеся в ней сокровища. Единственное обстоятельство, которое проливает, правда тусклый, но все же хоть некоторый свет на эту загадку, – это известно о странном, иноземного вида шлюпе, похожем на пиратскую шхуну, который, как передают очевидцы, несколько дней слонялся по Саунду, не спуская никого на берег и не представив доклада властям, тогда как от него и к нему по ночам беспрерывно сновали лодки; заметили, что он стоял близ входа в гавань, едва забрезжило утро, после той ночи, когда приключилась катастрофа с нашими кладоискателями.
Я не могу также не сообщить еще об одном известии, хотя и отношу его к разряду апокрифических, а именно, будто буканьера, которого считали утопленником, видели на рассвете – в руке он держал фонарь – верхом на объемистом морском сундуке. Он плыл через Врата Дьявола, и вода там бурлила и ревела с удвоенной яростью.
Пока вестовщики и вестовщицы округи были заняты этими толками и пересудами, бедный Вольферт, больной и удрученный, лежал у себя в постели с избитым телом и не менее пришибленною душой. Жена и дочь делали что могли, дабы уврачевать его раны – как телесные, так и душевные. Славная старая женщина не отходила от его изголовья, где вязала с утра и до ночи, в то время как его дочь ходила за ним с нежнейшей заботливостью. Они не испытывали также недостатка в участии добрых соседей. Все, что говорится обычно о Друзьях, покидающих нас в несчастье, к ним ни в какой мере не относилось. Вебберы отнюдь не могли пожаловаться на одиночество; не было поблизости ни одной хозяюшки, которая не бросала б своей работы и не присоединялась к кучке женщин, неизменно собиравшихся возле жилища Вольферта Веббера, дабы осведомиться о его здоровье и еще раз обсудить некоторые подробности приключившейся с ним истории.
И ни одна не являлась туда без горшочка с отваром полея, или шалфея, или какой-нибудь мази, или настоя из трав, и каждая рада была показать всему городу и свое лекарское искусство и свою доброту.
Каких только примочек не испробовал бедный Вольферт – и все напрасно! Было больно видеть, как он тает изо дня в день, худеет, становится все бледней и бледней, как горестно смотрит из-под старого лоскутного одеяла, окруженный кучкою женщин, собравшихся, чтобы сочувственно охать, вздыхать и бросать на него сокрушенные взгляды.
Дирк Вальдрон был единственным существом, приносившим с собою, как казалось, луч солнца в этот дом уныния и печали. Он переступал его порог с веселым видом и бодрым духом и старался вдохнуть жизнь в угасающее сердце бедного кладоискателя; все было, однако, тщетно. Вольферт был, очевидно, окончательно сломлен. Если еще и недоставало чего-нибудь, чтобы довести до предела его отчаяние, то этим оказалось известие, дошедшее до него в самые горестные его минуты: ему сообщили, что городская община собирается проложить новую улицу, которая пройдет посередине его капустного поля. Он видел теперь впереди лишь разорение и нищету; ему предстоит расстаться с последним его оплотом, огородом предков; что же станется с его бедной женою и дочерью? Как-то утром на глаза его, провожавшие взглядом выходившую из комнаты хлопотунью Эми, навернулись слезы. Дирк Вальдрон сидел возле него; Вольферт схватил его за руку, указал на дочь и впервые за всю болезнь нарушил молчание.