— Справа, — ответил Сидорин и сердито добавил: — Весна, оленя зеленью кормить надо, а ты все ягель да ягель.
— Зелени у тебя мало, оленю сутки наедаться, а мне ехать надо, — ответил Бетту, хитро поглядев на Сидорина. Он сбросил с грузовых нарт привезенную пушнину и отвел оленей на холмы. Сидорин переворошил меха. Товар был средний: старые зайцы, песцы-середнячки, волк.
Ради продажи такой пушнины Яков не стал бы гонять за сто километров оленей.
— Вторым сортом пойдет, — недовольно сказал Сидорин.
— Не пойдет, Семен, давай настоящая цена, — заспорил Яков. — Смотри, какой песец!
— Ну, и что же — неважный песец! Ах, Яков, Яков, всегда ты норовишь обжулить. Вторым сортом пойдет, говорю. Показывай, чего еще притащил.
Яков не торопился. Он сидел на пеньке и курил, вслушивался в чириканье мелкой тундровой птицы, что-то медленно и хитро обдумывал.
— Некогда мне с тобой! — сказал Сидорин. — У меня с женой происшествие, не приведи бог, не до тебя!
Яков стащил с нарт последний мешок и вывалил его в ноги Сидорину. Великолепный мех сверкал на солнце. Это была самая редкостная добыча охотника — голубой песец в лучшем возрасте. Из избы вышла Марфа и восхищенно гладила темные блестящие шкурки.
— За третий квартал работаю, — радостно сообщил Яков. — Весь план перевыполнили. Давай, Семен, настоящая цена.
Погрузив покупки, Яков собрался уезжать, но Сидорин задержал его.
— Дело есть, — сказал он смущенно. — У меня жена забеременела. И знаешь, чудь у ней в голове — огурца надо. Там у вас, я слышал, огороды заводят. Сделай одолжение, достань огурчика.
Но Яков смутно представлял, что такое огурец. Выяснилось, что у него ничего нет, кроме капусты, да и та ранее сентября не поспеет.
— Хочешь, я тебе морошки доставлю? — предложил Яков. — Или голубики, или черники с брусникой?
— Огурца надо! — с досадой сказал Сидорин. — Ну хорошо, нет так нет.
Два дня прошли без происшествий, а на третий под вечер в воздухе показался самолет Свиридова и сел на озере, подняв фонтан брызг. Свиридов перебросил на берег веревку и, привязав самолет, как лошадь, к старой коряге, отправился на факторию. Это был человек двух метров росту, со свинцовыми кулаками и характером взбешенного медведя. После окончания войны он направился на Север сам, так как не любил строгие порядки на крупных воздушных трассах.
— Есть товар? — спросил он.
— И немало — песцы, каких ты еще не видел.
Марфа вынесла мешки с пушниной и накладные. Свиридов проверил наличие мехов и долго восхищался голубыми песцами, разбрасывая в воздухе темные шкурки.
— Что у тебя Марфа кислая? — спросил он, завязывая мешки.
— Происшествие у меня, ума не приложу, — пожаловался Сидорин. — Замучила меня старуха. Беременная она.
— Это случается, — одобрительно сказал Свиридов.
— И вот, знаешь, совсем доходит. Огурцов требует, а где здесь огурцы?
— Огурцов не достать, — подтвердил Свиридов и, подумав, добавил: — А ты ее на щавель переключи или на дикий лук, этого добра — кругом…
— Не переводится. Ни щавеля, ни луку. Васька огурцов требует.
— Какой Васька?
— Сынок, конечно.
— Может, девка будет?
— Будет тебе девка так капризничать! Сын, это определенно.
Свиридов не стал спорить. Он закинул мешки на плечи и собрался уходить.
— Достань огурчика, — тихо попросил Сидорин.
Свиридов рассердился. Он закричал, что у него самолет, а не карета скорой помощи. Если все его приятели начнут сооружать детей, то у государства не хватит бензина возить птичье молоко и прочее, что может потребоваться сумасшедшим женщинам. Сидорин с трудом сдержал радость: когда Свиридов отказывал, он не ругался, а говорил коротко: «Нет», и на этом дело кончалось.
— Так достанешь? — с надеждой в голосе уточнил Сидорин.
— Тундра кругом, где тут огурцы! — хмуро возразил Свиридов и, уже уходя, добавил: — Что могу, однако, сделаю.
Солнце перешло через север и поднималось к востоку, когда Свиридов полетел обратно. Под плоскостями проплывала тундра — величественная и однообразная. Было уже пять часов, когда на горизонте появились дымы Дудинки и открылась исполинская панорама Енисея. Свиридов лихо шлепнулся у самого здания аэропорта.
— Тебе, Саша, надо бы в ложке воды садиться, эффект был бы тот же, — посоветовал дежурный, закрепляя самолет.
— А ты держи руки по швам, громила, когда со старшим разговариваешь, — строго заметил Свиридов. — И запомни на всю жизнь, а умирать будешь — передай внукам: такой вот посадкой я в сорок первом три раза от мессера уходил.