Никто не подталкивал противников друг к другу, не уговаривал их забыть прошлые распри. Директор гаркнул: «Притальев! Гужевой! Ко мне!», и они, смущенные всеобщим вниманием, покорно побрели к Горячину. Он вручил каждому по рюмке водки и приказал пить на брудершафт. Завлабы, не встречаясь взглядами, неловко переплели руки и торопливо выдули крепкий напиток. Причем Василий Степанович опорожнил свою рюмку чуть раньше Юрия Валентиновича и стоял, не шевелясь. Дальше полагалось целоваться, но они не решались исполнить этот обряд, и Горячину пришлось рявкнуть: «Ну!». Под бурные аплодисменты и крики «ура!» поцелуй все-таки состоялся.
— И чтоб больше никаких конфликтов! — подвел черту Лавр Григорьевич. — Друзья до гроба!
Присутствующие поднялись и, стоя, выпили за здоровье бывших противников. Всем было приятно, что примирение состоялось именно здесь, на корабле. Событие это достойно венчало семинар и воспринималось как доброе предзнаменование.
Про Гужевого и Притальева тотчас забыли, а они все еще стояли рядышком, поскольку разойтись, не сказав ни слова, было бы невежливо.
— Если не секрет, Василий Степанович, — начал беседу Притальев, — как собираетесь искать ящера?
— Какие могут быть секреты! — Гужевой улыбнулся. — Хочу, Юрий Валентинович, запустить в озеро дрессированных дельфинов с кинокамерами…
— Где же вы возьмете дрессированных дельфинов? — Притальев улыбнулся несколько снисходительно, что не очень понравилось Гужевому.
— А вот это я вам не скажу, — гораздо суше ответил он.
— Позвольте, Василий Степанович, — заметил Притальев. — Но в озере вода пресная. Как будут себя в ней чувствовать дельфины?
— А вот мы и поглядим, как будут чувствовать! — с легким раздражением пробурчал Гужевой.
— Кроме того, — продолжал Притальев, — они никогда раньше не сталкивались с ящером…
— Вот мы и поглядим, как они столкнутся — отвечал Гужевой, начиная багроветь.
— Но самое главное! Не начнут ли дельфины атаковать ящера, загубив тем самым все дело?
Терпение Василия Степановича лопнуло.
— Что вы ко мне привязались?! — грубо ответил он. — Вы ищите себе, а я ищу себе! И не учите меня. Я вам не пешка!
— Ну что ж, — Юрий Валентинович усмехнулся. — Если вам мало позора с вашей диссертацией, продолжайте свои экзерсисы…
Упоминание Притальевым диссертации, им же и загубленной, плюс непонятное, но обидное слово «экзерсис» — все это оскорбило Василия Степановича до глубины души.
— Ты! — с тихой яростью произнес он. — Авантюра! Пенкосниматель! Я ж тебя физически раздавлю!
— Физически! — с издевкой повторил Юрий Валентинович. — Ну, разумеется, других способов вам не дано, поскольку голова ваша опровергает закон: «Природа не терпит пустоты!»…
Гужевой напрягся, несколько секунд вдумывался в услышанное, пока не почувствовал страшную обиду. Издав хыкающий звук, он быстро снял с ноги туфлю и прежде, чем Притальев успел отклониться, щелкнул его по щеке подошвой…
Вся эта сцена разыгралась столь стремительно, что никто не успел ей помешать. Увидели только мелькнувшую в воздухе туфлю, красную щеку Притальева, багровое лицо Гужевого, и лишь тогда бросились их разнимать. Юрий Валентинович, рванувшийся к обидчику, был вовремя схвачен Рыбиным. Противников растащили, начали успокаивать, потом увели в каюты…
Скандал, так нелепо разыгравшийся под занавес, омрачил банкет. Предпринимались попытки вернуть былое веселье, но из этого ничего не вышло. Участники начали расходиться, и к полуночи столы опустели.
Самое неприятное выяснилось на следующий день: ночью с корабля исчез Матвей Каретник.
Несчастный случай!
С банкета Каретник ушел в двенадцатом часу. Алексей с Вулитиным досидели до самого конца, уйдя лишь после скандальной схватки Притальева с Гужевым. Вернувшись в каюту, они застали соседа уже спящим и тоже легли спать.
Когда они проснулись утром, постель Матвея была не застелена, а сам он отсутствовал. Вначале они не придали этому значения, но позже, обратив внимание на одежду Каретника, забеспокоились. Брюки, пиджак, рубашка, галстук, туфли — все было на месте. Тапочки его стояли под кроватью, трико валялось на стуле. Не мог же он прогуливаться по кораблю в трусах!