– Слава Богу, – усмехнулась Грейс. – Кейн?
– Малыш, мы должны отправляться домой. Я останусь сегодня у Марка.
Губы Грейс изогнулись в разочаровании прежде, чем она вспомнила, кем была – не та, которую можно дурачить, а выше всего и каждого, леди Пайпер Холла.
– Отлично. Тогда увидимся позже. – Она выбежала из ванной комнаты, а следом за ней Сэди.
Кейн поежился, говоря Марку:
– Чувак, какая там Кровавая Мэри, теперь у меня огромные неприятности!
– Она справится, – мило улыбнулась Ная. – Не обижайся, милый, но она притаскивает сюда разных деревенских парней каждые выходные. Вы сможете найти дорогу обратно?
– Так же, как и вошли? – отвечает Марк.
– Да, а ты быстро учишься.
– Нескучного вечера, девушки. – Кейн произнес «девушки» как «деушки», и Бобби своего рода понравилось это. Она гадала, откуда он – у него был не местный акцент. Кейн заключил Наю в дружеские объятия.
– Скоро увидимся, да?
Он подошел к Бобби с тем же жестом, который она неуклюже вернула. Ее сердце замерло, и она забыла о дыхании, вдыхая гигантский глоток его мальчишеского запаха – стирального порошка с мачо-дезодорантом. Для него это ничего не значило – сделанный по ходу жест, о котором он никогда снова не подумает, а она запомнит навечно. Символично.
– Приятно познакомиться, Бобби. Классное имя, кстати.
– Да. Спасибо. – Ее язык связало в толстый узел.
Очередная проверка горизонта показала, что все было чисто, и парни пошли к выходу. Бобби повернулась к темному прямоугольнику зеркала, задувая свечи. Может быть они и не вызвали духа, но глубоко внутри у Бобби точно что-то проснулось. Она покачала головой и отправила свою внутреннюю глупенькую девушку в шаловливый уголок. Она должна быть выше чепухи Джуди Блум3.
Бобби последовала за Наей из ванной комнаты, даже не заметив монотонного кап кап кап, отзывающегося эхом от плитки.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Глава 3
Послание
Бобби проснулась от того же, от чего просыпалась каждое утро – Ная во весь голос пела песню. На испанском.
– О, Боже! – умоляла Бобби, переворачиваясь в постели. – Ты не могла бы, пожалуйста, оставить меня в покое? Сегодня воскресенье – целый день, предназначенный специально для отдыха!
Она засунула голову под подушку, но Ная дружелюбно убрала ее и пропела несколько слов ей на ухо.
– Вставай-вставай. Места посетить, людей посмотреть!
– Ты упала? Это же Пайпер Холл. Тут нет мест, которые можно посетить, ни одного.
– Ну же, сегодня воскресенье. Церковь!
Бобби ошарашено села в кровати, убирая с лица волосы.
– Что?
– Попалась! – захихикала Ная. – Но, по крайней мере, ты встала. Пойдем же, а то пропустим завтрак.
Теперь, когда они были старшеклассницами, Бобби и Нае посчастливилось жить в двухместной комнате, в то время как ученицам младших классов приходилось тесниться вчетвером в комнатке размером с консервную банку. По сравнению с этим, их комната была хоромами.
– Как думаешь, я не потолстела? – Ная стояла перед зеркалом, тыча пальцем в почти несуществующий животик.
Бобби натянула одеяло обратно.
– Ты сумасшедшая, знаешь об этом?
– Клянусь, я откажусь от углеводов…
Раздался стук в дверь, и в комнату просунулась голова миссис Крэддок.
– Роберта, дорогая, тебя к телефону.
Это означало лишь одно – время для еженедельных новостей от мамы. Бобби завернулась в свой домашний халатик.
– Ная, прибережешь для меня немного завтрака?
– Обязательно, дорогуша.
Они вместе дошли до кабинета по соседству с помещением миссис Крэддок, которое по какой-то неизвестной причине девушки называли «Домиком». Бобби заработала репутацию «прилежной девушки» (не смотря на прошлую ночь), поэтому ее оставили в тесной комнатушке без присмотра.
– Здравствуй, мама. – Бобби сама была удивлена торжественности своего приветствия.
– Бобби? Ты в порядке, милая? – прокричала мама. Ее мама всегда разговаривала не меньше, чем криком.
– Привет, да, извини, я в порядке. Просто только проснулась.
– Хорошо, я даже забеспокоилась на секунду! Любимая, ты не должна пугать так мамочку!
– Прости. Как там Нью-Йорк?
– Милая, я практически не выходила на улицу с тех пор, как сошла с трапа самолета – с тех пор как ступила ногой в Барней. Репетиции проходили в абсолютном режиме нон-стоп. Дорогая, у меня едва было время почесать задницу!
Бобби не была уверена, что именно должна ответить на это. В Нью-Йорке было все еще довольно-таки ранее утро. Она полагала, что мама только что притащилась с коктейльной вечеринки или чего-то еще и позвонила ей прежде, чем завалиться спать. Это была часть, где ее мама будет бесконечно жаловаться на режиссера, сценарий, театр, при этом любя каждую минуту своего сумасшедшего существования.
– Но ты же прилетишь на ночь открытия, не так ли, дорогая? – закончила мама.
– Возможно, – ответила Бобби. – У меня экзамены после Рождества, мне нужно заниматься.
– Ах, не будь такой королевой драмы, дорогая. – Было забавно слышать это от нее. – Ты можешь долететь до аэропорта Хитроу меньше, чем за восемь часов, и позаниматься или сделать что угодно, пока будешь в самолете! Я даже отправлю водителя забрать тебя из школы.
– Хорошо, мам, как скажешь. Мне бы хотелось увидеть пьесу.
– Конечно, ты ее увидишь! Это, несомненно, самая лучшая пьеса, в которой я когда-либо играла! – Она говорила так обо всех пьесах. – Как дела в школе, дорогая?
Бобби пожала плечами, но вспомнив, что это невозможно услышать по телефону, сказала:
– Да, хорошо.
– Бобби, я плачу астрономические суммы не за «хорошо»!
– Ах, изумительно, мам, превосхожу сама себя. Им придется удалять меня из этого места хирургическим путем, когда мне исполниться восемнадцать!
– Не будь язвительной, Роберта, а то появятся морщины.
– Я думала, они появляются от того, что хмуришься?
– Не умничай! Ты же знаешь, мамочка любит тебя, верно?
– Я тебя тоже люблю, мам. – И она действительно любила. Не каждый бы захотел себе в матери наполовину известную и наполовину увядшую актрису, но у Бобби не было другой, и она любила ту, которая у нее была. Она была безумна, но всегда рядом – на другом конце телефонного провода. Некоторым девочкам из Пайпер Холла везло, если их хотя бы раз в году навещала няня.
– Экстрабольшой трансатлантический поцелуй, пожалуйста! – приказала мама.
Бобби с огромным шумом чмокнула телефонную трубку, уверенная, что поблизости никого не было, чтобы услышать. Она ошибалась. Безупречная голова просунулась в дверь. Это была директриса, доктор Прайс.
– Мам, мне надо идти. Люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, зайка.
Бобби положила трубку. Доктор Прайс вошла в комнату, даже в воскресенье одетая в строгий гладкий юбку-костюм. В свои почти пятьдесят глава школы была красивой женщиной, может быть слегка угловатой, напоминая лаконичных ледяных женщин с картин де Лемпицка, которые они изучали на уроке по искусству. У нее была аккуратная клубнично-блондинистая круглая, короткая стрижка боб, и она смотрела на Бобби из-под тяжелых век.
– Жаль прерывать ваш телефонный звонок… э-э…
– Роберта, мисс.
– Роберта, точно. Но вы пропустите завтрак, если не поторопитесь.
– Извините, доктор Прайс. Я сейчас пойду и супербыстро приму душ.
Бобби по какой-то причине всегда была очень застенчивой в присутствии учителей, даже если и знала многих из них в течение почти пяти лет. Ее оценки были ОТЛИЧНЫМИ, поведение ХОРОШИМ, посещаемость ИДЕАЛЬНОЙ – будучи такой, она смогла за все время, проведенное в Пайпер Холле, оставаться вне поля зрения. Но особенно плохо дела обстояли в присутствии доктора Прайс. Не только из-за того, что она была директором, но и потому что она всегда была такой уравновешенной и обаятельной, в то время как Бобби понимала, что даже когда была в своей форме, она выглядела как оборванец.