Утром 20 мая «Дом Дарси» при большом стечении народа начал аукцион. Его снова проводил лично Перегрин Слейд. Он спустился вниз, в зал, проследить за подготовкой, когда его секретарша приняла поступившее электронной почтой письмо. Было девять утра. Аукцион начинался в десять. Она прочла письмо и, сочтя, что это может быть важным, сделала копию с помощью лазерного принтера. Взяла копию, заперла кабинет и пошла искать своего начальника.
Слейд проверял, как работает установленный на трибуне микрофон. Поблагодарил секретаршу и пробежал послание глазами. Было оно от Чарли Доусона и действительно оказалось важным.
"Перри, дорогой, вчера случайно услышал за обедом, что наш город посетил небезызвестный Мартин Гетти. Поселился у друзей, желает остаться инкогнито.
Тебе, вероятно, известно, что у него в Кентукки крупнейший в мире конный завод, где разводят самых породистых лошадей. Имеется у него и частная коллекция живописи, которой никто никогда не видел. И вот я подумал, что он прибыл в Лондон, имея какой-то свой особый интерес.
Удачи! Чарли".
Слейд сунул письмо в карман и вышел в вестибюль, где сидевшие за столиком девушки выписывали карточки потенциальным покупателям. Если покупатель не был хорошо известным в «Доме» лицом и частым участником аукционов, ему полагалось заполнить специальный бланк, а затем девушки выдавали ему пластиковую карточку участника с номером.
Тем самым как бы подтверждалось намерение активно участвовать в торгах, к тому же, что куда важней, это помогало окончательно определить сделавшего большую ставку покупателя — по номеру. В бланках указывались имя, адрес и банк.
Было еще рано, четверть десятого. И к этому времени девушки успели заполнить всего лишь десять бланков. Ни в одном их них Мартин Гетти не значился. Но Слейд прекрасно понимал, что мультимиллионер вряд ли будет выступать под собственным именем. Перемолвившись с хорошенькими девушками парой слов, он вернулся назад, в зал.
Без четверти десять к столику приблизился небольшого роста скромно одетый мужчина.
— Желаете принять участие в торгах, сэр? — осведомилась одна из них.
— Само собой, молодая леди.
Типично южный, ленивый и гнусавый акцент.
— Ваше имя, сэр?
— Мартин Гетти.
— Адрес?
— Здесь или дома?
— Постоянный адрес, будьте так добры.
— Бичем Стад, Луисвилль, штат Кентукки.
И вот американец взял свою карточку и пошел в зал. В этот момент Перегрин Слейд уже собирался подняться на трибуну. И только ступил на первую ступеньку, как кто-то робко потянул его за рукав пиджака. Он глянул вниз. Глаза девушки радостно сияли.
— Мартин Гетти. Коротышка, волосы седые, козлиная бородка, потрепанный пиджак, — она огляделась по сторонам. — Занял место в третьем ряду с конца, возле центрального прохода, сэр.
Слейд расцвел в улыбке и продолжил подъем на свой Олимп. Аукцион начался. Лот под номером 18, полотно Класа Молинера, ушел за весьма кругленькую сумму, и сидевший внизу клерк прилежно строчил что-то в журнал. Рабочие вносили все новые шедевры, большие и маленькие, устанавливали на подставки рядом и чуть ниже трибуны. Торги шли своим чередом. Американец в них пока не участвовал.
Два Томаса Хермана ушли с молотка, за ними настал черед Корнелиса де Хема, вокруг которого развернулась нешуточная борьба, в результате чего он ушел по цене, вдвое превышающей стартовую, а американец по-прежнему не называл ставок. Слейд знал в лицо по меньшей мере две трети присутствующих и разглядел в зале молодого дилера из Амстердама по имени Ян де Хофт. Но для чего сюда явился этот американский богатей? Ну и пиджачок на нем, вот уж действительно замаскировался. Неужели вообразил, что может обвести вокруг пальца такую стреляную птицу, как он, великий и неподражаемый Перегрин Слейд?… Лотом под номером 102 шел натюрморт Адриана Корте. Появился он на сцене ровно в четверть двенадцатого.
Борьба разгорелась между семью участниками. Пятеро отступили после того, как с трибуны прозвучала сумма в сто тысяч фунтов. Тут поднял руку голландец. Слейд прекрасно знал, кого представляет этот дилер. Состояние в триста миллионов, сколоченное на производстве пенистого пива «Ларджер». На ста десяти тысячах фунтов возник новый участник, но тут же сломался на ста двадцати. Оставшийся, лондонский агент, сражался теперь с невозмутимым голландцем. Но де Хофт его поборол. Чековая книжка у него была толще.
— Итак, сто пятьдесят тысяч фунтов! Кто больше? Сто пятьдесят?… Американец поднял голову и карточку. Слейд не сводил с него глаз.
Стало быть, хочет Корте для своей коллекции в Кентукки. О, радость! О, неиссякаемая жажда наживы! Он обернулся к голландцу:
— Вам вызов, сэр. Сто шестьдесят тысяч фунтов, от джентльмена вон в том ряду, возле прохода.
Де Хофт и бровью не повел. Язык его жестов и телодвижений был очень выразителен. Покосился на мужчину, сидящего у прохода, и кивнул. Слейд прямо похолодел от восторга, но вида не показывал. «Маленький мой простак, — думал он про себя. — Ты и понятия не имеешь, с кем связался».
— Сто семьдесят тысяч, сэр. И если вы желаете…