Однажды, было это в день св. Иоанна, я, закинув за плечи рюкзак и вооружившись геологическим молотком и заступом, отправился к известковым скалам Прокопиталя. Уже тогда смутное предчувствие того, что именно в этот день должно произойти нечто особенное, роковая тень которого пройдет через всю мою жизнь, посетило меня, однако я, одержимый своей страстью, не придал этому значения, ибо в те далекие времена все мои чувства были подчинены лишь одному-единственному желанию: найти реликтовые останки Trilobita paradoxida[174]. Много воды утекло с тех пор. Любовь к трилобитам как-то незаметно покинула меня, а вот к парадоксам я все еще не утратил интереса.
Там, где сейчас находится лечебница для душевнобольных, в былые времена устремлялась в небо почти отвесная известковая
скала с зияющей у самой вершины пещерой - в сумерки она казалась разверстым зевом какого-то страшного, мертвенно-бледного великана. Ходили легенды, будто бы много веков тому назад она служила убежищем от мирской суеты святому Прокопу, который явился в наши края из Сердца Азии. Судя по описаниям, случайно обнаруженным мной в одном заброшенном архиве, святой отшельник был родом из Тибета.
В полдень из неприступной пещеры довольно часто доносилось какое-то потустороннее позвякивание, когда же я поинтересовался у местных о причине столь необычного звукового эффекта, мне ответили, что в дыре сей, будто бы ведущей в самое нутро матери-земли, вот уже больше восьмидесяти лет обитает древняя, выжившая из ума и глухая как пень цыганка по имени Zaba - что по-чешски означает «жаба». Когда-то она была ведьмой, а теперь утратила всякий интерес к жизни, ну разве что в полдень трезвонила в надтреснутый колокольчик - такие вешают на шею коровам, чтобы не затерялись, - и ей на веревке, переброшенной через блок, поднимали хлеб и воду. Женщины из соседней деревеньки, в суеверном ужасе осеняя себя крестным знамением, поведали мне, что в дни своей юности она была наложницей самого дьявола, от него и забеременела да так до сих пор и не может разрешиться от бремени...
Любопытство мое было так велико, что я во что бы то ни стало вознамерился собственными глазами убедиться в правдивости этой диковинной истории и тут же, без всякой подготовки, стал карабкаться на гладкую, почти вертикальную скалу. Руки мои то и дело соскальзывали, казалось, я вот-вот сорвусь и рухну вниз, но всякий раз случалось чудо, и невидимые ангельские руки удерживали меня от падения; думаю, не будет преувеличением сказать, что только дремавшее где-то в глубине моего сознания провидческое предощущение сакральной значимости Иоаннова дня позволило мне целым и невредимым взобраться на недосягаемую высоту.
И вот, ухватившись наконец за нижний край зияющего зева, я заглянул в его сумрачную глотку. На меня пахнуло сухим и удушливым смрадом гнили и разлагающейся плоти, зловоние
было настолько сильным, что я с трудом подавил приступ тошноты, а когда немного пришел в себя и всмотрелся в темноту, взору моему предстала страшная картина: голая, тощая как скелет старуха с бородавчатой, покрытой отвратительной слизью кожей сидела на корточках, упершись руками в землю, подобно огромной мерзкой жабе, а в выпученных, лишенных ресниц желтых бельмах застыло тусклое отражение полуденного солнца. Похоже, ведьма действительно была слепой, и ее мертвый, невидящий взгляд созерцал пустоту.
Охваченный ужасом, я утратил всякое представление о времени и даже понятия не имел, как долго уже висел на этой отвесной скале; в том полуобморочном состоянии, в котором меня так и подмывало разжать руки, я понимал лишь одно: старуха вдруг исчезла, сокрытая призрачной фата-морганой - или как следовало еще назвать ту непроглядную пелену, которая заволокла пещеру. Внезапно мир куда-то отступил, я как будто исшел от мест тех и, окутанный кромешной тьмой, тщетно вглядывался в ночь, а потом вдруг прозрел и увидел зловещее древо, вечно воздевающее к небесам свои голые тощие ветви, - то самое, что в действительности росло на вершине скалы, над зияющей бездной грота; каким-то непостижимым образом оставалось оно гибким и полным неведомых сил, и хотя эта жуткая иссохшая мумия даже весной не могла похвастаться ни единым зеленым листочком, казалось, червоточина смерти и распада была не властна над ней.
И вот простершийся подо мной ландшафт как бы преобразился: и Мольдау, и ее берега претерпели таинственную метаморфозу, это были они и не они, от них веяло каким-то древним, изначальным величием, да и с городом тоже что-то произошло - из туманной, отливающей опаловым блеском дымки, которой он был подернут, к небу вознеслись какие-то чудные средневековые террасы, усеянные мириадами фантастических существ...
174
Трилобит парадоксальный (лат.). Редкий вид вымерших морских членистоногих (палеозойская эра) с телом, покрытым панцирем, разделенным на три продольные части.