— Помоги! Помоги мне, слышишь?
Присутствие чего-то невероятно древнего заполнило тот крохотный островок стабильности, что еще оставался в комнате. Словно дуновение ветерка, мазануло меня по щеке, и в голове раздался серебристый смех.
— А ты весьма непочтителен, Темный.
— Пожалуйста, помоги, — прошептал я, чувствуя, что становится тяжело дышать, а поднявший меня вверх ветер, плавно опускает вниз на пол.
— Помочь? Зачем? Ты и сам прекрасно можешь справиться.
— Я не знаю как.
— Ты долго не продержишься, — голос стал задумчив. — Есть много способов, чтобы починить тело твоего друга. Но ты долго не продержишься, поэтому пойдем самым легким путем. Ты готов предложить ему своё имя и свою защиту как глава Семьи?
— Да, — немного удивленно, хотя удивляться было больно, произнес я.
— Забавно, — голос стал еще более задумчивым. — Возьми кинжал, сделай разрез у него на груди, вдоль грудины, затем проколи свою руку и позволь своей крови течь в его рану. Это будет легко, в нем уже есть твоя кровь, поэтому ему легче, чем другим детям эфира справляться с мощью своей силы.
— И всё?
— Ты хочешь чего-то посложнее? — вместо ответа я сделал шаг к кровати, еще один шаг. У меня сложилось впечатление, что я иду сквозь ураган, который отталкивает меня обратно, не давая подняться. Наконец, мне удалось сделать третий шаг. Дрожащей рукой я достал ритуальный кинжал и провел кончиком по обнаженной груди Реггана. Сейчас, когда любые проявления магии, отличной от моей, в этой комнате были буквально сметены бушующим вокруг потоком, все его шрамы стали видимыми. Как их много, и как давно они были нанесены. Ничего когда всё закончится, твой отец не сможет по закону приближаться к тебе, не спросив сначала разрешения у меня, как у главы твоей новой Семьи. Тейрис понятия не имеет, что Арес был просто душкой, по сравнению с потомком весьма целеустремленных Темных. Моя кровь полностью заполнила порез.
— Что дальше, — немеющими губами проговорил я.
— А теперь направь туда свою силу, одной нити будет достаточно, и отсеки её, оставив в теле своего теперь уже родича.
— Нужно. Что-то. Говорить?
— Нет, зачем? Главное, чтобы его приняла Тьма.
— Ты, то есть? — у меня еще хватало сил на то, чтобы острить, я сам себе поражаюсь.
— Я, то есть, — снова негромкий смех и касание щеки, в котором хотелось раствориться.
Одна из нитей послушно отделилась от потока, бурлящего в комнате, и заполнила собой тот порез, который выделялся ярким пятном на фоне восково бледной кожи. С трудом я отсек нить, при этом мне пришлось имитировать удар кинжала, потому что представлять что-то я уже не мог.
Нить словно впиталась в неподвижное тело, а затем моему взору предстала завораживающая в своей красоте картина: источник Реггана, который был все ещё жив, раскрылся, принимая в себя еще один цвет — черный, а затем, полураскрытые, пытающиеся постоянно перекрутиться каналы с легким щелчком распрямились и раскрылись полностью, жадно вбирая в себя всю доступную им энергию. И одновременно с этим шрамы, которые совсем не украшали тело Реггана, начали исчезать, оставляя после себя только гладкую кожу. Все, кроме того, который я нанес только что, своей рукой. Подозреваю, что сейчас его легкие, которые под действием проклятья превратились в кашу, тоже начали восстанавливаться, чтобы распрямиться, когда Регган сделает свой первый вдох.
Всё, пора заканчивать, я сделал всё, что мог. Ветерок мягко коснулся моих щек, лба, губ, взъерошил волосы, и ощущение подавляющей меня мощи исчезло. Сомневаюсь, что так поработать над телом Реггана мне удалось самому, но оно того стоило. Загонять обратно разошедшуюся силу оказалось совсем непростым делом. Я уже ничего не понимал и загонял последние нити в возмущенный источник в полуобморочном состоянии. Когда в комнате стало светло, а нити свернулись в источнике, я упал на колени и меня вырвало. Рвало меня качественно и долго. В это время я ничего не видел вокруг и не слышал. Лишь спустя несколько минут до меня донесся шум, словно в дверь колотили чем-то тяжелым. Оглядев комнату я лишь вздохнул, неповрежденной осталась только кровать с лежащим на ней Регганом. Как же мне хотелось вот так же свернуться калачиком и уснуть, часов на двадцать, но нельзя. Надо доделать дело до конца.