— Думаю, мы должны уложиться в недельный срок, — словно попросил Тома его собеседник, принимая жесткие сроки, поставленные его руководством.
Лоренсберг согласно кивнул головой.
— Да, я думаю, недели вполне достаточно.
Все последующие несколько фраз были лишь отвлекающим маневром для этого разговора. Кемаль понял, что ему дают всего лишь неделю на выполнение столь сложного задания. Само задание в прошлый раз ему вручил Том и теперь, когда Кемаль ответил, что может приступить к его выполнению, ему дали лишь неделю на точный анализ поставок необходимых компонентов к деталям радиоуправляемых снарядов. Сами компоненты были программами ЭВМ, с помощью которых можно было управлять с земли за движением подобных ракет.
— У них очередная спешка, — со злостью подумал Кемаль, — почему именно недельный срок? Я ведь им писал, что в ближайший месяц все решится. В последние годы они совсем с ума посходили. Иногда выставляют такие требования, что остается только гадать — в чем тайный смысл их нелепых желаний. Разве можно ставить агенту срок, когда именно он должен добраться до нужных ему документов. А если на это уйдет не неделя, а месяц, год? Значит, тогда эти материалы уже не нужны. Как все это глупо, — раздраженно думал он, возвращаясь домой, в Хьюстон.
С другой стороны, очевидно, у них есть серьезные проблемы если они просят узнать про эти управляемые снаряды и дать информацию в течение недели. Любую информацию, какая у него будет на тот момент. Значит, они как-то связаны со временем. Интересно, каким образом?
Он взглянул на часы. Наверное его знакомая сейчас пересекает у Оринджа границу штата Техас. Он много раз ездил этой дорогой и четко помнил мост над рекой Сабин, который приходилось проезжать. чтобы попасть в бывшую французскую колонию. Он вспомнил про визитную карточку и достал ее из кармана. Прочитал запись и вдруг резко изо всех сил нажал на тормоза, пытаясь осмыслить случившееся. «Сандра Лурье — вице-губернатор штата Луизиана» — было написано на визитной карточке.
Глава 2
Утренние пробежки стали для него почти обязательным ритуалом. Но теперь, когда они переехали в центр Хьюстона, и поселились в фешенебельных апартаментах на четырнадцатом этаже, ему приходилось довольствоваться велотренажером. Из спальной жены послышалось недовольное ворчание. Он чуть поморщился. Безусловно, Марта красивая женщина, но с годами их брак начинает напоминать просто тюремное заключение на двоих.
Они были женаты уже пять лет. И оба понимали, как важен этот брак для них обоих. Благодаря своей удачной женитьбе Кемаль Аслан сумел войти в семью Саймингтонов, техасских нефтяных королей, а те, в свою очередь, получили в распоряжение корпорацию умершего дяди Кемаля — Юсефа Аббаса, позволившую им напрямую завязать контакты с многочисленными клиентами последнего на Ближнем Востоке. Брак был во многом почти династическим и это определило их отношения. Супруги никогда особенно не любили друг друга, но при наличии некоторых уступок могли сосуществовать вместе вот уже пять лет.
Единственным положительным результатом этого брака для обоих был трехлетний сын Марк, названный так в честь умершего дедушки Марты. И это была очень веская причина, заставлявшая Кемаля по-прежнему сосуществовать с нелюбимой женщиной.
По утрам он обычно не завтракал. Только чашка чая, столь нелюбимого Мартой. Она по-прежнему пила «каппучино», который готовила для нее специально по утрам приходившая в дом кухарка. Кроме нее в доме всегда были няня и горничная, и Кемаль, привыкший к тишине, чувствовал себя почти как в гостинице. Они ему не просто не нравились, ему здесь было неприятно. Во время сильных ветров ему казалось, что их строение может просто рухнуть. Он, выросший в капитальных каменных домах, не любил и не принимал этого нагромождения бетона и стекла,
В свои тридцать шесть лет Кемаль выглядел замечательно. Это был стройный, высокий, красивый мужчина с всегда коротко постриженными волосами. Несмотря на уже начавшие седеть виски и резкие черты лица, словно вырубленные из камня, он сохранял мужскую привлекательность, очаровывая женщин. Глаза у него были какого-то непонятного, стального цвета. С годами начало портиться зрение и он стал носить очки, предпочитая фирму «Валентино», столь полно отражавшую и его стиль одежды. Аристократический, элегантный и вместе с тем подчеркнуто деловой, без лишних вычурностей и деталей.
Выпив свой чай и довольно быстро одевшись, он спустился на лифте в гараж и, взяв другую машину вместо разбитого три дня назад «шевроле», выехал на улицу. Поднял телефон, чтобы позвонить жене.
«Надеюсь, она, наконец, проснулась», — подумал он. Она ответила только после десятого звонка, хотя телефон лежал рядом с ней.
— Слушаю, — послышался ее заспанный голос. Она была ярко выраженной совой и не любила вставать по утрам. В отличии от Кемаля, который был жаворонком и предпочитал рано ложиться и рано вставать. Но здесь, очевидно, сказывалась разница во времени. Он сумел приспособиться к американскому графику времени, лишь существенно сдвинув собственную шкалу личного времени. И по европейским временным поясам он ложился спать даже позже обычного, в четыре-пять утра, а по американским стандартам для бизнесменов было правилом сон с десяти вечера до шести утра.
— Марта, — попросил он, не пожелав ей «доброго утра». — Сегодня вечером мы должны быть у Каррингтона. Он нас приглашал на свадьбу своей дочери. Надеюсь, ты не забыла?
— Нет, — хрипло ответила жена. Она все еще не пришла в себя.
— Когда мне за тобой заехать? — терпеливо спросил он.
— В шесть, — она отключилась, не сказав ему «до свидания».
Он раздраженно бросил телефон на сиденье. Если бы не Марк, он плюнул бы даже на миллионы ее отца. В некоторые моменты он даже забывал, что женился для легализации своего положения в этой стране. Жизнь с нелюбимой женщиной была самым страшным испытанием, почти пыткой, иногда мешавшей и его основной деятельности. Может, каждый мужчина, думал он с горьким юмором, чувствует себя в подобной роли, как и он, почти разведчиком, попавшим в среду чужих для выполнения опасного задания. Эти мысли позволяли относиться с некоторой долей юмора и к собственным семейным скандалам, столь часто повторявшимся в последнее время.
На работу он приехал как обычно — ровно в восемь утра. Секретарь положила на стол список сегодняшних дел. Среди них была дневная встреча с Ронни Седлером. Он нахмурился. Если бы Москва не требовала этих данных так срочно, он никогда не пошел бы на подобный риск. Но теперь придется рисковать. Документы ему очень нужны, а сукин сын Ронни кажется, единственный, кто может помочь ему в этом. Придется договариваться с этим типом. И он заранее знает, как дорого будет стоить подобная встреча. Однако, кроме Седлера никто ему не сможет помочь.
Весь день на работе он помнил о встрече, пытаясь сохранить энергию на этот сложный разговор. Даже когда все сотрудники вышли на традиционный ланч, он остался в кабинете, перебирая ненужные ему в данный момент бумаги. Он не хотел признаваться даже самому себе, в том что предстоящий разговор его волновал. Очень волновал. И он не видел другого выходе, кроме прямого предложения Ронни Седлеру.
Ровно в три часа секретарь доложила, что в приемной его ждет мистер Седлер. Кемаль поправил узел галстука и, сделав максимально приветливое лицо, возможное в данном случае, разрешил гостю пройти в кабинет.
Едва Ронни переступил порог, как он понял, что устоявшееся представление об этом типе почти соответствует действительности.
Гость был одет в серые брюки и пиджак ярко желтого, канареечного цвета. В его лице с полными, чувственными губами, немного выпученными глазами и жесткими, короткими волосами чувствовался зов африканской крови. Что не мешало Седлеру презирать всех темнокожих и даже состоять в нескольких полурасистских организациях. На левой руке у него болтался браслет. На ногах были дорогие ботинки фирмы «тамберленд», никак не вязавшиеся с его видом, но призванные показать консервативный дух патриотизма этого «лжетехасца». На голове, конечно, была шляпа, которую он не снял даже войдя в кабинет.
— Мистер Кемаль, — улыбнулся уголками рта Седлер, — я много о вас слышал.
Хозяину кабинета пришлось встать и даже пожать протянутую для приветствия руку. Ладонь у Ронни была, конечно, потной и от этого общее впечатление неприятия гостя усиливалось.