— Н-да! Мудрено что-то, — покачал головой Михаил.
— Не спорю, — снова улыбнулся профессор. — Мудрено. Но вот тебе еще один факт: Раймонд Дарт считается основоположником так называемой «теории саванны». Согласно ей, предки людей обитали на деревьях. Но ряд условий привел их к тому, что они стали приспосабливаться для жизни в саванне. Не буду вдаваться в детали, но эта теория имеет право на жизнь. Однако, есть ряд анатомических особенностей человека, такие как отсутствие шерсти, развитый слой подкожного жира, прямохождение, которые указывают на то, что человек приспособлен к полуводному образу жизни.
— Это как?
— Ходить на двух ногах люди стали из-за необходимости искать на мелководье пропитание. Отсутствие волосяного покрова характерно для большинства морских млекопитающих: китов, дельфинов. Тоже касается и подкожного жира. Ну и так далее.
— И что? Какая теория права?
— Я сейчас не об этом. Понимаешь Михаэль, долгое время считалось, что эволюция человека была, так сказать, линейной. То есть один вид сменял другой, причем каждый последующий был прогрессивней предыдущего. Однако сейчас все больше данных о том некоторые виды гоминид сосуществали практически в одно и тоже время. К примеру, где-то пятьдесят тысяч лет назад на Земле было одновременно несколько видов гоминид: Homo erectus, Homo neanderthalensis, и даже Homo sapiens. И даже как-то странно, что сейчас существует один только вид… И потом, что мы понимаем под разумом человека? Войти в «шкуру» иного разума пока не было возможности.
— То есть вы предполагаете…
— Да, предполагаю. Дельфин и ихтиозавр, несмотря на сходства, имеют и большие различия. Тоже касается, скажем, кроманьонца и неандертальца. Если сравнить их черепа, то мы также увидим явные отличия. У неандертальца большие затылочные доли. Вполне возможно, что его «вариант разума» — это символическое мышление. Оно основано на ассоциативных связях зрительных образов. Речь у него тогда должна была состоять из нескольких десятков слов. Но каждое слово охватывало целый букет ассоциативно связанных понятий. И мне думается, что общение в таком случае должно было происходить на телепатическом уровне. А взять кроманьонца: у него хорошо развиты лобные доли. А это значит, что его «вариант разума» основан на логически-аналитическом мышлении. Улавливаешь ход мысли?
— Вроде бы да.
— А потом вдруг неандертальцы вымерли, — профессор допил вино и показал официанту, чтобы наполнили его бокал.
— Вымерли? — Михаил не совсем сообразил, куда клонит Гримссон.
— Вымерли… Или может ушли по другой линии «паутины». Как я уж тебе говорил: через точку можно провести бесконечное множество прямых.
— А сколько таких точек? — вдруг спросил Михаил.
Гримссон рассмеялся:
— Михаэль, ты так наивен! Неужели ты думаешь, что я всеведущ. Я всего лишь рассказал тебе один из мифов, — и он снова рассмеялся. — Как видишь, здесь тоже были «ковры-самолеты». А в начале беседы ты сомневался!
Наконец принесли заказанные блюда. Несколько минут они молча поглощали еду, прежде чем Гримссон снова продолжил.
— Возможно, что и «теория саванны» и «теория водной обезьяны», имеют реальные исторические корни. Только вот какая из них и в какой линии зародилась? И какая из них наша?
— Вы же сами говорили, что прошлое инвариантно. Может обе линии привели к существующей точке?
— Может. Тогда эти линии должны были быть настолько идентичны, что практически неотделимы друг от друга. И спираль, несколько раз их пересекая, еще больше их сблизила… А что, если предположить, что эти радиальные линии лишь фикция, а истинная же суть Вселенной вот эта вот спираль, — Эйдур ткнул пальцем в рисунок. — И только она соединяет прошлое и будущее и ведет к центру мироздания.
Михаил уставился в пол. Только сейчас он начал понимать смысл своих слов, сказанных брату: «Мне, кажется, что вижу узоры… Те узоры, что сплели нити, на которые нанизаны все вещи… Они связываются в лабиринт…»
Это было настоящее откровение. И он не понимал его тогда, да и сейчас лишь смутно начинает понимать.
— Послушайте, Эйдур. Эта ваша «теория паутины» реальна? Я имею в виду, что насколько ей можно довериться.