Оно заполнено максимально возможным количеством поворотов. Много раз человек приближается к цели — к центру, и только затем, чтобы путь вновь отводит его в противоположную сторону. А поскольку на пути к центру идущий лишен возможности выбора, то тот, кто в состоянии вынести это психологическое напряжение, непременно достигнет цели.
Достигнув центра, человек остается в полном одиночестве, наедине с самим собой, с Минотавром или же с чем-то другим, чем может быть наполнено содержание понятия «центр», где человеку дается возможность обнаружить нечто настолько важное и значительное, что это открытие требует кардинальной смены направления движения».
Андрей вытянул одну из фотографий северных лабиринтов и ручкой пробежал по ее спиралям.
Спирали древнего лабиринта притягивали какой-то своей странной энергетикой.
Андрей попытался сам воссоздать что-то подобное и начертил пару кривоватых лабиринтиков. Они были таким смешным и уродливым подобием оригинала, что Андрей нервно скомкал лист бумаги.
И тут его осенило: а что если на фотографиях этих древних лабиринтов изображены лишь подобия того самого первого Лабиринта? Его производные?..
Андрей открыл глаза. Кажется, он задремал.
«Точно задремал, — Андрей затряс головой, словно отгонял комаров. — Во, даю!»
Он давно не замечал за собой привычки спать после обеда…Да еще на работе…
Стоп! Это что за дежа вю?
Он снова открыл глаза: совещание было в самом разгаре. И судя по всему, сейчас о чем-то жарко спорили.
Андрей закрутил головой: шея затекла. То ли он действительно заснул, то ли…
Он не знал как закончить эту мысль. Она ему казалась не важной, и потому, как все не важное, мысль вытекла из сознания тонкой песочной струйкой.
На часах было восемь вечера. За окном было уже темно.
Хотелось домой. Андрей задумался над тем, как бы выскользнуть отсюда, как вдруг объявили, что совещание прерывается и переносится на следующую неделю.
Паша-водитель дремал на переднем сидении. Даже когда Андрей сел и хлопнул дверью, он даже не проснулся.
— Павел!
— А!.. Что…
Он непонимающе закрутил головой.
— Поехали.
Паша включил двигатель, и устало зевнул.
— Домой? — спросил он.
— Нет. Отвези-ка меня на Тургенева.
— Куда?
— На Тургенева. Там четырнадцатиэтажка есть…
Паша обернулся.
— Оставишь меня там, — проговорил он, как бы оправдываясь за то, что приходится так долго эксплуатировать водителя.
Ночной город горел желтыми глазами кухонных окон. Андрей поймал себя на мысли, что ему нравится этот желтый цвет. Местами попадались окна, где стояли энергосберегающие лампы. Но владельцы этих квартир почему-то выбирали холодный белый свет.
«Как в морге», — мелькнула мысль.
Все-таки, лампа накаливания, несмотря на все свои «не», имела родство с первобытным очагом, который в ночи пещер, согревал людей и защищал, хоть и в чем-то условно и призрачно, от ночных ужасов.
И словно вторя Андрею, из динамиков донесся голос ведущего радио, цитирующего к чему-то Волошина:
Есть два огня: ручной огонь жилища,
Огонь камина, кухни и плиты,
Огонь лампад и жертвоприношений,
Кузнечных горнов, топок и печей…
«Есть что-то мистическое в этом, — Андрей откинулся на сидении и закрыл глаза. — Пламя очага в темноте ночи, очерчивающий круг света… А за ним, за этой чертой, неизвестность… тьма… страх и ужас…хаос…»
— Здесь? — стал притормаживать Паша.
Андрей выглянул в окно.
— Да. Притормози у дерева.
И уже вылезая из машины, Андрей понял, что автомагнитолу никто не включал…
19.
Шахта лифта была заколочена потемневшими от времени досками. Андрей вздохнул и поплелся на четырнадцатый этаж. Ни на одной площадке не было света. Если бы ни луна, пробивающаяся в узкие окошки с улицы, то увидеть даже собственные пальцы перед глазами было бы проблематично.
Минут через двадцать Андрей добрался наверх и, чуть отдышавшись, принялся искать нужную квартиру. За время подъема глаза немного адаптировались. Нащупав кнопку звонка, он осторожно ее нажал.
За дверью послышался резкий звук сирены.
«Словно гудок на начало каторжных работ», — мелькнула такая мысль.
Через минуту замок щелкнул и дверь распахнулась. Яркий свет лампы заставил прижмуриться.