— Так поздно? — голос принадлежал Петру Сергеевичу.
Но он не удивился, будто ждал прихода Андрея.
— Проходи, раздевайся.
Коридор был обклеен старыми пожелтевшими газетами.
— Начал когда-то ремонт, — пояснил Петр Сергеевич.
«Я вроде не спрашивал, — улыбнулся про себя Андрей. — Мне все равно, что у тебя: ремонт или безденежье».
Раздевшись, он прошел в комнату.
— Слушаю, — без всяких предисловий начал Петр Сергеевич.
Андрей нервно потер лоб и полез в портфель. Боковым зрением он видел, что Петр Сергеевич с каким-то пренебрежительным превосходством смотрит на его потуги.
— Послушайте… я хотел бы… вот что…
Словно студент на экзамене, Андрей пытался начать отвечать зазубренный билет, но от волнения все мысли перемешались между собой.
Петр Сергеевич проигнорировал вступление и даже не сделал «шага» на встречу. Он по-прежнему сидел на своем стареньком стуле в растянутой от времени жилетке, белой рубашке и штанах древней покройки.
Такое пренебрежение к своему «я», выраженное в запущенности квартиры, безвкусицы одежды и тому подобному, говорило либо о полном безразличию к сему миру, либо крайней бедности.
Андрей поймал себя на мысли, что начинает злиться. Но от этого порядок в голове не наводился. Лишь мысли начинали все более хаотично носится туда-сюда.
— У меня есть проблема… Хотел бы чтобы вы помогли мне…
Петр Сергеевич снова молчал.
— Ну, так как?
Петр Сергеевич погладил свои коленки и сухо сказал:
— Я по-прежнему тебя слушаю.
— Мне трудно соткать свою мысль, — продолжил Андрей, а сам вдруг отметил, что отчего-то сказал «соткать».
— Все еще ищешь свой «идеальный» путь?
— Что?.. При чем тут это?
— Ты пожинаешь плоды своих собственных промахов. Это как «эффект бабочки»…
— Я к вам пришел не за тем, чтобы разбирать старые дела.
— А я думаю, что за этим.
«Глупый старый осел! — Андрей злобно заходил желваками. — Какого черта я к нему приперся?»
— Хотя ты по своей сущности интроверт: замкнут, сосредоточен, молчалив, скрытен…
— И что? При чем тут это? — Андрею захотелось встать и уйти.
— А кто еще обладает такими же чертами?
— Кто угодно!.. Петр Сергеевич, я пришел…
— Подумай. Кто?.. Идеальный путь — это не путь напрямую…
— Мы с вами опять приходим к тому спору, который расколол…
— Который тебя смутил. Ты выбрал консенсус с этим обществом.
— Что выбрал?
— У человека не спрашивают согласия, хочет ли он жить в «общепринятой реальности». Тебя приучают путём выработки условных рефлексов в процессе воспитания. И в результате ты соглашаешься, то есть достигаешь консенсуса с другими людьми в отношении реальности.
— В таком случае, вы сделали тоже самое, но со своей «реальностью»?
— С моей реальностью ты консенсуса не достиг, — впервые Петр Сергеевич улыбнулся.
— Не достиг… Потому, что я живу нашем мире, а не вымышленном!
— А может прав все же я? — Петр Сергеевич сказал это с такой интонацией, что Андрей несколько смутился. Ему и без того было многое не понятно.
— Прав или не прав — это гадание на монетке: орел либо решка.
После последних слов Андрея наступило тягостное молчание. Петр Сергеевич по-прежнему поглаживал свои колени и смотрел куда-то в пол.
«Твою мать! — Андрею страшно хотелось уйти. — Чего я добился?»
— Ты помнишь, — негромко начал Петр Сергеевич, — когда тебе было девять, ты с матерью собрался ехать в другой город, якобы к тете. Вы пришли рано утром на автовокзал. Она усадила тебя на скамью, а сама ушла за билетами. А чтобы ты не скучал, она оставила книжку: это был старенький томик со сказками. Картинок там не было… И ты читал ее от самой первой до самой последней страницы. Даже тираж и издательство… кто был редактором… на какой бумаге… Ты читал час, два, сутки… двое… Она не приходила… И не пришла… Никогда больше…
Андрей смутился. Но лицо Петра Сергеевича не отображала тех эмоций, которые выливались из его слов. Казалось, что он вообще безразличен к своему собственному рассказу.
На секунду Андрей «провалился» в воспоминания. Это было сродни падению на дно бесконечного темного колодца…
Рука матери была влажная. Влажная и теплая.
Они вышли к остановке. Серое раннее утро… Еще никого не было.
— Садись здесь.
Мама строго ткнула пальцем на разбитую металлическую скамью.
— А ты? — мальчик вопрошающе поднял брови.
— Я? — мама на секунду замешкалась. — Пойду за билетами. Держи бублики.