— И что? Каковы результаты?
— Что? В смысле? Тебя что интересует?
— Какова эта самая топология?
— Непрерывная, — снова хохотнул Херон. — Одно скажу тебе — здесь без спецсредств наружу не выйдешь: либо замерзнешь, либо задохнешься, либо…
— А как это возможно… то есть я хотел спросить, как сообразуются между собой эти Дома?
Херон замолчал. Он не спеша мешал деревянной ложкой суп в котелке, а потом что-то вяло ответил.
— Катаклизм? — Михаилу показалось, что именно это слово он услышал.
Херон устало улыбнулся.
— Да. Я назвал это событие Катаклизмом. Но не стоит его понимать буквально. Просто обычно этим понятием мы обозначали появление нашей Вселенной.
— У нас подобная теория носит название Большого Взрыва, — ответил Михаил. — Предполагают, что поначалу существовал некий высокоэнергетический «пузырь», состоящий из «ложного вакуума». Потом произошел процесс разложения этого вакуума на еще одну разновидность вакуума, а энергия, которая выделилась в результате этого разложения, и вызвала появление всей существующей материи.
Херон ничего не ответил. Он почему-то долго смотрел в глаза Михаилу, и у того сложилось впечатление, что Херон то ли спит, то ли «отключился».
— Целостность была нарушена Катаклизмом, — вдруг сказал он. — Так изначально появились первые два Образа, два Луча — Свет и Тьма. Иначе говоря, континуум стал обладать некими патологическими свойствами сингулярности: произошел раскол мира. А потом еще один Катаклизм. И еще один. И еще. И теперь, в конце концов, мы имеем целую кучу Образов…
— А как же наш мир?
— А что «ваш мир»?
— Он же, по идее, тоже Образ.
— Вернее наслоение Образов, или Лучей. Он — буфер: механизм перехода из одного Образа в другой. Этот мир нужен для компенсации разницы в скорости потоков между Домами.
«Ну, наворотил!» — усмехнулся Михаил.
— Все эти Образы нестабильны, — продолжал Херон. — В конечном итоге, мы придем к тому, что очередной Катаклизм приведёт к исчезновению всего существующего континуума. Он и сейчас на грани распада. Только Доминаты удерживают Образа, или Дома, от этого. Они находятся в неком метастабильном состоянии, которое и позволяет как бы «склеивать» данный Образ. Кроме того они выступают и хранителями «генетической» информации. И стоит кому-то запустить процесс дестабилизации, как мы снова вернемся к состоянию, предшествующему первому Катаклизму.
— Это к какому?
— Изначальному Образу.
— А как можно запустить этот самый процесс?
— Скажем, изменение причинно-следственных связей, — Херон улыбнулся.
Михаил устало прикрыл глаза.
— Послушай, — негромко начал он, — у меня есть куча вопросов. Они касаются всего. Я хотел бы попросить тебя провести некий ликбез. Как ты на это смотришь?
Херон надолго задумался.
— Ну… давай так, — он подошел ближе. — Я, конечно, могу тебе кое-что рассказать, но предупреждаю сразу: мне понадобится кое-что взамен.
— И что это?
— Я об этом скажу позже. Идет?
Михаил насторожился:
— Мне все же хотелось бы знать, что это.
— «Ключ от бездны».
— Но его у меня нет.
— А мне он «живьем» и не нужен.
— А что тогда нужно?
— Данные по его изготовлению.
Михаил попытался найти подвох в словах Херона, но так ничего и не смог обнаружить.
— Ладно. Я все схемы дам, но есть вопрос: а зачем они…
— Надо! — перебил Херон и снова вернулся на старое место.
Он несколько минут что-то обдумывал.
— Начнем с того, что все, о чем бы я тебе не рассказывал, лишь моя точка видения. Да и вообще, — Херон поморщился, — кто бы тебе иной, что не говорил — это по-прежнему останется лишь его точкой видения.
— Это мне понятно, — отмахнулся Михаил.
— Раз ясно, тогда давай приступим. Какие у тебя вопросы?
— Если б я знал, что спрашивать… Вернее, не что, а как правильно сформулировать вопрос.
— Когда я только начинал, — Херон присел рядом, — то, я был абсолютно также растерян, как и ты. Мой мир — это «Северо-Восток» Лабиринта. Поверь мне, это место закаляет характер. Наш долг был всегда нести военную службу на рубежах. Я тоже так начинал, но потом все изменилось.