Когда стал вопрос о том, что Андрея надо убрать из Игры, ему, Баюну, предложили разработать подробный план. Это была одна из лучших его «работ» в качестве навигатора. Тогда она показалась ему неприятной, даже «нечистой». Но выбора не было: он сам дал согласие на подобную работу.
И снова, как когда-то в той далекой жизни Антона Павловича, он написал «пьесу», в которой решил просто «разделить» братьев, не «убирая» никого из них. А право выбора, так сказать, возложил на мать…
Глаза её просто остекленели. Баюн точно помнил: такие пустые и совершенно бездонные. В них была явно выражено «смирение» с проклятой «судьбой», хотя где-то там, очень и очень глубоко, её душа просто разрывалась на мелкие части. Ей хотелось просто умереть, но «ангел смерти», думалось ей, просто не хочет быть милосердным. А этот злой старик в вязаной шапке, снова и снова требует сделать выбор. Требует оставить лишь одного, а второго её ребенка, её кровинушку, одну из неразделяющихся частей её души, вырвать с корнем. Вырвать навсегда.
— За то один будет жить! — говорил Баюн. И голос его был ровным и спокойным.
— Спасти надо обоих, — в десятый раз твердила она, но с каждым разом понимая, что уверенность её слов просто улетучивается.
«Пусть бы они сами сделали выбор, — мелькнуло в ее голове. — Но нет же: им нравится терзать меня!»
А меж тем это был фарс — усмехнулся сам себе Баюн. И снова надавил. И мать сдалась.
Утром она вывезла Андрея на автостанцию и оставила там. А сама бежала с младшим за кудыкины горы.
— И что дальше? — спросили тогда у новоявленного навигатора. — Какова суть «пьесы»?
— Каждому своё, — ответил тогда Баюн. — Андрей еще должен отыграть ещё одну партиечку в судьбе Михаила.
По плану, Андрей должен был поступить на медицинский, а чуть позднее устроить своего брата в одно «теплое местечко».
— Мы же говорили, что они вообще не должны встречаться, — настаивали кураторы.
— Мы «заглушим» Андрея благополучием. Быт — основа любой истории, — усмехнулся Баюн.
Но вот прошло время, а кураторы оказались в чем-то правы: Андрей все же «повлиял» на Михаила и сбил вектор его действий совершенно в другую сторону. Но что хорошо: теперь при помощи того же Андрея можно было всё вернуть на свои места.
Возможно, тут расчёты Лорхен действительно оказались верны.
Мимо прошла Маша, направляясь в супермаркет. Лицо ее ничего не выражало, закрытое «маской» деловой женщины.
Баюн встал и пошел следом. И ему вдруг за столько лет захотелось выпить. И именно водки…
74.
…Вечером Кутх нашел Баюна возле Луксорского храма.
— Привет, — глухо поздоровался он, подходя ближе.
Лицо его выражало огромную усталость. Да и вообще выглядел он очень постаревшим.
— Привет, — кивнул Баюн. — Есть дело?
Кутх попытался улыбнуться, но вышла такая гримаса, что можно было подумать, что у него что-то болит.
— В зависимости, как посмотреть, — проговорил он. — Ты давно «служишь»?
— По сравнению с тобой — мало.
— По-твоему, я истинный Кутх? — он покачал головой. — Я лишь образ Архитектора.
— Как и я, — поддакнул Баюн.
— Ага, — теперь Кутх улыбнулся уже по-настоящему. Он понял подоплеку сказанного.
— Мы с тобой, — вдруг печально проговорил он, — давно стали неотъемлемыми функциями в этом огромном уравнении. — Тут он обвел рукой окрестности. — Мы и рождены были этими функциям. Гармонично влились в стройный ряд… а он, Михаил, вдруг стал тем исключением… Почему всегда должен родиться некто, которому дана власть изменить ход истории?
Говорил Кутх очень путано, перескакивая с одного на другое.
Баюн перестал любоваться храмом и повернулся к Кутху.
— Ты говоришь о Принцепсе?
— О нем тоже, — кивнул Кутх.
Он немного помолчал, потом с какой-то злобой в голосе проговорил:
— Еще один «культурный герой»! Сколько их уже было! Они, как «desperado» Ласкера… А с другой стороны, — тут Кутх прищурившись, посмотрел в упор на Баюна, — может это мы «desperado»?