Гомонов Сергей Пройти неведомой тропой…
Вместо предисловия
Как повествуют мифы, в 17-й день месяца атир, когда солнце пересекало созвездие Скорпиона, на земле случилось великое бедствие. Бог Сет, стремясь захватить власть над миром, умертвил своего брата Осириса, царя Египта, и бросил его тело в Нил. Жена Осириса, Исида, бежала из-под стражи и в сопровождении сестры, Нефтиды, и своего приемного сына, Анубиса, нашла растерзанный труп несчастного супруга. С помощью Анубиса она воскресила Осириса, но даровано влюбленным всего лишь 40 дней…
Слушай, Владыка Атеф, правду о скорбных мирах!
В.Павловский
1 глава Повелительница скорпионов
Ну что поделать, сегодня этот мальчишка, этот несносный ребенок решил измучить свою мать и нянек! Ненхут уже не знала, чем утешить четырехмесячного сына, а он все не унимался и визжал, как одержимый демонами бога пустыни, да не произнесется вслух его имя. В дом Ункара, мужа Ненхут, был приглашен лекарь, самый лучший в городе. Но, осмотрев малыша, старик пришел к выводу, что тот вполне здоров.
Скорее бы караван Ункара и он сам вернулся в Персуэ! Ненхут уже утомилась бегать в храм и возлагать гирлянды цветов к подножию статуи богини Исет1, покровительницы всех женщин, а особенно — матерей. Не иначе как богиня, утратившая своего супруга, решила испытать и Ненхут. А быть может, богоравной захотелось отведать сладкой жертвы? Но горожанка тут же прогнала прочь от себя эти кощунственные мысли, наверняка навеянные злыми духами.
День близился к закату. Устал и ребенок, а потому в доме воцарилась тишина. Ненхут со своими служанками уселась ткать полотно. Купец Ункар славился тем, что продавал самое лучшее льняное полотно во всем городе, если не во всей стране Та-Кемет2.
_________________________________________
1 Исет — др. египетская транскрипция имени Исида (по-греч. — Исис, по-римски — Изида).
2 Та-Кемет — др. египетское название Египта.
___________________________________________________
Но вот во дворе раздался какой-то шум. Страдая от головной боли (не помогали уже даже уксусные обтирания — тело все равно горело), Ненхут поднялась узнать, в чем дело. Она спустилась на террасу — теперь здесь было прохладно, и все же покидать дом еще рано: зажалят слепни и оводы.
В стойлах волновались лошади Ункара, в хлеву мычала корова и блеяли овцы. И Ненхут снова ощутила тревогу, истоков которой не ведала.
Так и есть: в ворота кто-то стучался. Неужели все слуги оглохли? Кто это может быть? Соседка? Или скороход, доставивший весточку от Ункара? Но в такое время добропорядочные люди уже не стучатся в дома отходящих ко сну горожан…
Гневу Ненхут не было предела, когда она увидела на пороге измученную немолодую нищенку. Та была одна — а какая уважающая себя женщина расхаживает по городу в одиночестве, да еще и пешком?
Ввалившиеся глаза нищенки исступленно вцепились взглядом в Ненхут:
— Уважаемая! — прошелестела она, едва шевеля полопавшимися губами; кожа ее лица обгорела до волдырей, несмотря даже на то, что неряшливо распущенные и седые от пыли волосы кое-как прикрывали его. — Прошу тебя, будь милосердна! Я не знала отдыха уже много дней и ночей. Позволь мне переночевать на дворе твоем — хотя бы вон под тем навесом для скота…
Лицо Ненхут исказилось от невольного отвращения. Пустить ее переночевать? Кто знает, чем больна эта бродяжка? Не заразятся ли потом проказой или паршой те же овцы, частенько отлеживающиеся в холодке под листьями пальмы, куда попросилась нищенка?
— Прочь! — Ненхут потянула на себя дверь, но незнакомка из последних сил уцепилась за створку своими грязными пальцами.
— Ты ведь мать, так пожалей хотя бы мое нерожденное дитя, позволь переночевать в твоем дворе!
Ненхут только теперь заметила, что бродяжка и впрямь тяжела. Этого только не хватало! Если попрошайка, да не допустят сего великие боги, еще и разрешится от бремени у нее на дворе, то от нее и подавно не отделаешься…
— Нет, не пустит! — прошелестел вдруг чей-то вкрадчивый голос рядом с Ненхут, и та испуганно огляделась в поисках того, кто мог это сказать. Однако темнеющая улица была пуста.
— Она богата, что ж ей — жалко? — зашипел кто-то другой, отовсюду.
Взгляд нищенки заметался. Ненхут поняла, что та тоже слышит.
— Не пус-с-с-стит, не пус-с-с-стит! — подтвердил третий, самый жуткий голос.
Затем мостовая зашумела — да-да, зашумела сама по себе — словно целое полчище каких-то членистоногих насекомых проползло в сторону соседнего квартала.
— Уходи-ка ты прочь, бесноватая, не то кликну слуг, и они побьют тебя! — на всякий случай предупредила Ненхут, косясь на ворота соседки: если та увидит, как долго она разговаривала с какой-то попрошайкой, Ненхут завтра же будет осмеяна на рынке другими женщинами из знатных семей Персуэ…