"Он сейчас сделает это!.. сделает это!.. сделает это! Она заслужила!.. заслужила!.. заслужила!" — отзываясь протяжным свистом, шептали в ушах похожие, но все-таки различные голоса.
— Кто? Кто из вас?! — нищенка привстала на циновке, озираясь.
Голоса смолкли.
— Я спрашиваю — отвечайте! Кто из вас?!
"Теф-ф-ф-ф-ен!" — фыркнула ночь, всколыхнув сухую траву, устилавшую глиняный пол жилища.
— Ал-Демифово порождение! Тефен! — забормотала бродяжка. — Откуда ты только взялся на мою голову? Ведь говорила я вам всем: "Я пойду одна и даже забуду ваши имена. Не знайте Черного, не приветствуйте Красного, не смотрите на богатых женщин в их домах! Пусть ваши лица будут опущены на дорогу, пока мы не достигнем убежища!" И что наделали вы, богомерзкие твари?! Где он теперь?
"Ты знаеш-ш-ш-ш-шь!"
Когда поднялась женщина, огнем полыхнул ее стан, а губы забормотали в небо:
— Приди ко мне, приди ко мне, несчастная! Уста мои владеют жизнью! Я — та, кто поможет тебе! Мой отец научил меня знанию, ибо я его родная и любимая дочь!..
…Маленькая ручонка потянулась к забавной шевелящейся игрушке. Скорпион не сбежал. Напротив — даже подполз поближе к малютке и слегка встряхнул воздетым над спиной хвостом. Его панцирь походил на вороненые доспехи воина.
Ребенок засмеялся и ухватил насекомое неловкими пальчиками. И тотчас злое жало пронзило его нежную кожу…
…Ненхут заметалась на своем ложе: ей все мерещился чей-то призывный голос, который пришел на смену тревожному шепоту, похожему на ветер, шелест травы и скрип старых ветвей.
Ночную мглу пронзил дикий крик. Человек так не кричит, и все же Ненхут почувствовала сердцем, что это молит о помощи ее сын. Маленький Са-Ункар в беде.
Все, кто был в доме, бросились в комнату наследника хозяина.
— Я видела его! — вопила служанка, прижимая к себе пылающее тело младенца и указывая в темный угол комнаты. — Это скорпион! Он сбежал вон туда! Туда! О, боги!
— Лекаря! Скорее! Спасите его! — Ненхут от горя рвала волосы, а сын ее уже не мог плакать: яд убивал его.
"Приди ко мне, приди ко мне, несчастная! Уста мои владеют жизнью! Я — та, кто поможет тебе! Мой отец научил меня знанию, ибо я его родная и любимая дочь!.."
— Господин Изур уехал из Персуэ сегодня…
— Помогите!
И Ненхут, завернув сына в простыню, бросилась по соседям. Но куда бы ни стучалась она, повсюду ее гнали прочь, не веря, что сына знатной Ненхут мог укусить скорпион и не желая говорить с обманщицей или воровкой, представляющейся именем Ненхут. Лишь соседка напротив отворила ей ворота, но, увидев отекшее лицо младенца, тут же захлопнула перед несчастной ворота:
— Уходи, Ненхут! Я не хочу, чтобы демоны болезни, вселившиеся в твоего Са-Ункара, вошли в меня и моих детей! Прочь!
— Но это всего лишь скорпион!
— Я не верю тебе! Твой сын болен проказой или болотной лихорадкой! Прочь!
— Кто вылечит моего малыша?! — закричала женщина, выбегая на главную площадь, но никто из тех, кто звал себя друзьями Ненхут и Ункара, не пожелал помочь ей.
"Приди ко мне, приди ко мне, несчастная! Уста мои владеют жизнью! Я — та, кто поможет тебе!"
Ноги, не повинуясь больше отчаянным мыслям Ненхут, понесли свою владелицу на болота и вывели к маленькой покосившейся хижине. Тростниковая дверь сама собой распахнулась перед гостьей. Старая женщина — встретившая Ненхут обитательница лачуги — махнула рукой в комнатушку со словами: "Она ждет тебя!"
И едва не ослепла Ненхут, увидев ту, что ожидала ее прихода. Вспыхнул и сгорел в немыслимо ярком огне облик нищей побирушки. И пред несчастной, прижимающей к груди безжизненное детское тело, предстала та, которой жена купца столько раз молилась, раскладывая на алтаре у подножия гранитной статуи гирлянды цветов.
— О, Исет! Прости меня! Прости, что не признала тебя! Я готова понести кару, я готова заплатить чем угодно… Только спаси моего сына!
— Ты уже испытала свои уста и теперь молчи! — сурово молвила вечно юная богиня, принимая на руки Са-Ункара. — О, яд скорпиона Тефен! Приди, выйди из тела на землю, не броди, не проникай! Я — Исет, богиня, владычица чар, творящая чары, превосходная изречениями! Слушает меня всякий гад! Пропади, рана укуса, по слову Исет, которой Геб дал свою силу, чтобы отвращать яд в его мощи! Отступи! Беги! Назад, по слову возлюбленной дочери солнечного Ра и жены Усира3!
_______________________________________________________
3 Усир — др. египетская транскрипция имени Осирис (греч.) или Озирис (римск.).
_______________________________________________________
И вздохнул ребенок, и заплакал он.
— О, жив мой ребенок и мертв яд! — вскричала Ненхут, простирая свои руки к целительнице. — Огонь потух, и небо спокойно из-за уст Исет, богини! Ты помогла мне, ибо ты знала, каково быть в несчастье. О, горе мне! Я была слепа, я была глуха! Как искупить мне свою вину пред тобой, вечно юная?!
Исет молча освободила одну из своих грудей и напитала молоком ожившего младенца.
— Приди и принеси сюда свои богатства, и пусть они наполнят дом обитательницы болот, ибо она открыла мне свою лачугу, а ты оставляла просящих страдать. Ты испытала свои уста: твой сын был укушен злым скорпионом. Язык твой был жалом скорпиона, и ты сама навлекла беду на себя и свою семью…
— Прости!
И Ненхут бросилась сзывать слуг, дабы те перенесли ее имущество в дом бедной крестьянки. Она поняла: кара Исет будет жестокой, ведь не окажись та богиней и не случись беды с маленьким Са-Ункаром, богачка не образумилась бы никогда и осталась бессердечной, как и ее заносчивые соседи.
Когда последняя драгоценность была принесена в хижину растерянной жительницы болот, богиня Исет отдала матери ее ребенка и, вытащив из нищенской котомки ячменный хлеб, протянула его Ненхут:
— Отныне уста твои сомкнутся, как сомкнулись мои, когда брат мой, пресветлый Усир, был предательски убит Сетхом. Зри и слушай! Но молчи!
И, надкусив хлеб, Ненхут ощутила во рту невыносимую горечь полыни. И побрела онемевшая горожанка Персуэ домой, унося с собой спасенное чадо.
— Кто ты? — прошептала изумленная крестьянка, которой было недосуг в ее беспрестанной работе посещать храм и которая так и не поняла, куда подевалась нищенка и откуда на ее месте возникла прекрасная, одетая, будто вельможа, юная женщина.
Ничего не сказала незнакомка, лишь слегка повела рукой. И посетило крестьянку озарение.
"Я — Исет, я вышла из темницы для рабынь, куда запер меня мой брат Сетх. И вот сказал мне Тот, великий бог, глава истины на небе и на земле: "Явись же, о Исет, богиня! Ведь благо: один живет, а другой руководит. Спрячься же со своим сыном, младенцем, явленным во чреве твоем!"
И когда я бежала в вечернее время, вслед за мной шли семь скорпионов. Они были жестоки и непреклонны, но они оберегали меня.
Мне пришлось принять облик смертной нищей побирушки, и я шла, никем не узнанная. Шпионы брата моего, Сетха, смотрели мимо и не видели меня. Я добралась до жилищ богатых, знатных женщин Персуэ и взмолилась о помощи. Одна из них — ее ты только что принимала у себя дома — в гневе прогнала меня. Мои спутники сочли ее злою. А ты, бедная обитательница болот, открыла мне свою дверь. Когда я спала, скорпионы посоветовались и все вместе в тайне от меня положили свой яд на жало Тефена. Скорпион убежал, проник в богатый дом и укусил сына этой женщины… Остальное тебе известно, добрая женщина.
Но знай: как я исцелю еще не рожденного мною Хора для себя, так же будет исцелен мною каждый болящий…"
И богиня исчезла из бедной лачуги. Занималась заря. Продолжался побег Исет из Та-Кемета…Через болота, через пустыню. Жгло ее солнце, песчаными плетьми сек безжалостный ветер…
Вихрь свистит. Боятся боги. "О, боги! Я — Исет, сестра Усира, плачущая о нем, предательски убитом и разорванном на части. Его семя теперь внутри меня. Я сотворила образ бога, сына главы предвечных богов, и он будет управлять этой землей, он будет говорить и помнить о своем отце. Придите же, боги, сотворите защиту Соколу, находящемуся в моем чреве!"