Она подарила такой же Рут, и та положила его на переднюю панель машины, но в результате все равно получала штрафы за неправильную парковку.
— Привет, милая, — сказал Гидеон в своей обычной спокойной манере. — Ты вся светишься. Или ты сияешь, как лампочка, от напряжения?
Рут, уже рассказавшая ему по телефону о Мириам, решившей испортить ей весь ужин, расцеловала его в обе щеки и прошептала, куда смотреть, чтобы увидеть бывшую Арта. Он уже предложил себя в качестве подсадной утки, чтобы подслушать разговоры и передать ей.
К Рут подошел Арт:
— Как дела?
— Где Фи и Дори?
— Они пошли посмотреть какой-то музыкальный диск в Грин Эппл Аннекс.
— И ты отпустил их одних?
— Это в двух шагах отсюда, на этой же улице. И они сказали, что вернутся через десять минут.
— Ну и где же они?
— Скорее всего, их похитили.
— Это не смешно.
В этот момент появилась Лу Лин. Ее хрупкая фигурка и вовсе казалась крохотной рядом с крепкой Гао Лин. Спустя пару секунд вошел и дядюшка Эдмунд. Иногда Рут пыталась себе представить, как выглядел бы ее отец. Наверное, таким же высоким, сутулым, с короной густых белых волос и расслабленной походкой. Дядюшка Эдмунд любил неумело рассказывать анекдоты, утешать испуганных детей и раздавать советы по обращению с фондовой биржей. Лу Лин часто говорила, что братья были совершенно не похожи друг на друга и что отец Рут был гораздо красивее, умнее и честнее. По ее мнению, его очевидными недостатками являлись излишняя доверчивость и рассеянность, когда он погружался в размышления, как Рут. Лу Лин часто припоминала обстоятельства его смерти в назидание дочери, когда та не слушалась:
— Твой папа видеть зеленый свет, думать, что машина остановиться, и бах! Сбить, переехать, протащить его два квартала и не остановиться!
Она говорила, что он умер из-за того самого проклятия, из-за которого Рут повредила руку. И, поскольку тема проклятия в разговорах всплывала чаще всего тогда, когда Лу Лин была недовольна своей дочерью, Рут еще ребенком привыкла думать, что проклятие и смерть отца каким-то образом связаны с ней. Ей периодически снились кошмары о том, как люди гибли под колесами машин и как ломались и дробились их тела. В тех кошмарах у машин не было тормозов, и поэтому она сама, садясь в машину, всегда пробовала педаль тормоза перед тем, как сдвинуться с места.
Даже через весь ресторанный зал Рут видела, как мать светится любовью и гордостью за свою дочь, и от этого у нее щемило в груди. Ей было и радостно, и грустно видеть Лу Лин в этот особенный день. Отчего же у них такие сложные отношения? Почему в них мало таких дней, как этот? И сколько еще у них будет таких встреч?
— Счастливого Полнолуния, — сказала Рут, когда Лу Лин добралась до стола. Она жестом пригласила мать сесть рядом с собой, а тетушка Гал заняла место по другую сторону от нее. Следом расселись и остальные члены семьи.
Рут увидела, что Арт сел рядом с Мириам за другим столом, который быстро превратился в некитайскую «секцию» празднования.
— Эй, у нас тут что, белое гетто? — осведомилась Вэнди. Она сидела спиной к Рут.
Когда наконец появились Фи и Дори, Рут не отважилась ругать их при матери, Арлин и Марти.
Девочки всем приветливо помахали:
— Здравствуйте!
А потом заворковали:
— Привет, бабушка! Привет, дедушка! — и бросились обниматься с ними.
Лу Лин по своей воле они никогда не обнимали.
Ужин начался с целого каскада холодных закусок, выставленных на круглый вращающийся поднос, «ленивую Сюзанну», которую Лу Лин называла «карусель». Взрослые охали и ахали, дети кричали: «Я проголодался!» — а официанты выставляли блюда, которые Рут заказала по телефону. Там были рыба в сладкой глазури «Павлиний хвост», вегетарианская курица, приготовленная из сморщенной пенки соевого молока, и медуза — любимое блюдо Лу Лин, приправленное кунжутным маслом и нарезанным зеленым луком.
— Скажите, — раздался голос Мириам, — это животное, овощ или минерал?
— Мам, — сказала Рут, держа в руках тарелку с салатом и медузой. — Ты будешь первой, раз ты у нас старшая девочка за столом.
— Нет-нет, — привычно возразила Лу Лин. — Положи себе.
Рут проигнорировала ее возражения и просто положила горку нежной лапши на тарелку матери. Лу Лин сразу же приступила к еде.
— Это что? — спросил Бумер за соседним столом. Он мрачно смотрел на подрагивающие ленточки медузы на блюде, вращающемся на круглом подносе.