Краем уха Рут услышала голос Салли, которая спрашивала Билли, как он покатался на лыжах в Аргентине в прошлом месяце. Дядюшка Эдмунд уговаривал внука попробовать черный гриб. А Рут продолжала задавать себе один и тот же вопрос: «Что происходит?»
Она почувствовала, как мать трогает ее за плечо:
— У меня тоже есть для тебя подарок. Скоро твой день рождения, отдам сейчас.
Она полезла в сумку и достала простую белую коробочку, перевязанную лентой.
— Что это?
— Открой, не спрашивай.
Коробочка была легкой. Рут сняла ленту, открыла крышку, под которой что-то блеснуло. В коробке лежало ожерелье из черных жемчужин неправильной формы, и каждая жемчужина была размером с шарик жевательной резинки. Это что, проверка? Или мама действительно забыла, что Рут подарила ей это ожерелье несколько лет назад? Лу Лин же понимающе улыбнулась: похоже, дочь не может поверить своей удаче!
— Самое лучшее бери сейчас, — продолжила она. — Не надо ждать, пока я умирать.
И с этими словами она отвернулась, не дав Рут возможности отвергнуть подарок или поблагодарить за него.
— Да оно и недорогое. — Лу Лин поправила волосы, собранные в узел, словно пытаясь справиться с наполнившей ее гордостью. Этот жест Рут уже хорошо знала. «Если кто-то делает большой подарок напоказ, — часто говорила Лу Лин, — это ненастоящий подарок».
Многие ее наставления касались того, как важно не показывать свои настоящие чувства: надежду, разочарование и особенно любовь. Чем меньше показываешь, тем серьезнее то, что ты испытываешь.
— Это ожерелье очень давно в моей семье, — донеслись до Рут слова матери.
Дочь смотрела на черные жемчужины и вспоминала, как впервые увидела их в сувенирной лавке в Кауаи[11]. «Черный жемчуг в стиле Таити», — прочла она на этикетке. Это была идеальная безделушка за двадцать долларов, которую не страшно носить на мокрой от пота коже под ярким тропическим солнцем. Она приехала на этот остров вместе с Артом в самом начале их романа. Потом, вернувшись домой, поняла, что напрочь забыла о дне рождения матери. Попивая «Май тай»[12]на песчаном пляже, она даже ни разу ей не позвонила. Положив в красивую коробочку пару раз надетую безделушку, Рут понадеялась, что тот факт, что она пересекла океан, придаст ей больше ценности в глазах матери и создаст впечатление, что дочь думала о ней. Самым тяжелым оказалось то, что, когда она с чистой совестью убеждала мать, что ожерелье «недорогое», Лу Лин приняла эту скромность за признак его высокой цены, а следовательно, за доказательство дочерней любви. Она носила его всюду, и всякий раз, когда Рут слышала, как мать хвастается своим друзьям: «Смотрите, что моя дочь Лути мне купить», ее охватывал сильный стыд.
— О, очень красивое, — промурлыкала Гао Лин, глянув на то, что Рут держала в руках. — Дай-ка посмотреть.
И не успела Рут воспротивиться, как тетушка выхватила коробочку у нее из рук.
— Хм… — Ее губы поджались, пока она рассматривала жемчужины.
Могла тетушка его уже видеть? Сколько раз Лу Лин надевала его, собираясь к ней в гости и хвастаясь его стоимостью? Знала ли она все это время, что жемчужины на самом деле не были настоящими, как и Рут не была хорошей дочерью?
— Дай посмотреть, — попросила Салли.
— Осторожно, — предупредила ее Лу Лин, когда сын Салли тоже потянулся к жемчугам. — Не трогай! Слишком дорого.
Вскоре жемчужины пошли по рукам и за вторым столом. Особенно пристально их рассматривала мать Арта, критически взвешивая на своей руке.
— Просто прелесть, — сказала она Лу Лин, немного переборщив с восторгом.
— Эти жемчужины определенно большие, — просто заметила Мириам.
Арт просто бросил на ожерелье взгляд и закашлялся.
— Э… в чем дело?
Рут обернулась и увидела мать, внимательно вглядывавшуюся в ее лицо.
— Ничего, — пробормотала Рут. — Наверное, я просто немного устала.
— Чушь! — бросила Лу Лин по-китайски. — Я вижу, что в тебе сидит что-то, что не может выйти наружу.
— Осторожно! Шпионские разговоры! — крикнула Дори из-за дальнего стола.
— Что-то ведь случилось? — настаивала Лу Лин.
Рут была поражена чуткостью матери. Может быть, с ней действительно все в порядке.
— Это из-за бывшей жены Арта, — прошептала она наконец на мандаринском с сильным американским акцентом. — Я очень жалею, что Арт позволил ей прийти.
— Ага! Вот видишь! Я была права! Я же знала, что что-то не в порядке. Мать всегда знает.