— Что за громада! — промолвил барон Вейнер. — Здесь вы могли бы не опасаться татарских набегов.
— Во времена войн с язычниками замок не один такой набег выдержал, — задумчиво сказал майорат. — Но тогда он выглядел иначе. Мосты были подъемными, на дворе размещались цейхгаузы, здесь проводились учения, устраивали турниры, а при отражении осады тут располагались лагерем солдаты.
Рядом с высоченными стенами Стефа показалась себе удивительно маленькой. Благодаря ее живому воображению прошлое въяве предстало перед ней. Она видела рыцарей, сражавшихся на турнирах за драгоценный перстень прекрасной дамы, дочек воеводы Михоровского в кунтушиках и венцах, с длинными косами, вручавших награды победителям. Видела гетманов, предводительствовавших крылатыми[37] полками, войска, выступавшие на защиту отчизны. Слышала звяканье гусарских стремян, тихую песнь солдат:
Богородица-девица,
Благословенная Мария!
Матерь сына Божьего,
Благословенная Мария!
Спаси нам души, отпусти грехи…
Стефа зажмурилась, вся во власти видений прошлого. Колеса грохотали по каменным плитам. Бричка проезжала под сводами внутренних ворот, кони, склоняя головы и вытянув шеи, ударяли копытами, словно забавляясь удесятеренным эхом.
Увидев внутренний дворик, Стефа удивленно вскрикнула.
Вальдемар, понизив голос и сделав широкий жест рукой, указал ей на центральную часть замка с террасой, пышным ковром цветов и серебристым плюмажем фонтана:
— Я счастлив, что привез вас в это гнездо — не в обитель великосветских предков, не в экзотическое обиталище магната, а к родному очагу Михоровских, где василек будет свободным и веселым.
Столько сердечности и почтения звучало в его голосе, что Стефа поневоле благородно глянула ему в глаза. Потом шепнула:
— Вы очень добры.
— Хотел бы я быть добрым, — тоже шепотом ответил он.
Они ехали мимо клумб и пирамидально подстриженных кустов.
Мощные стены замка, изумительная игра красок, отблески солнечного света составляли гармоничную картину.
Всем стало весело. Под шум веселой болтовни бричка подъехала к мраморному крыльцу. Несколько слуг в черных с пунцовым ливреях проворно сбежали по ступеням. Высокий, осанистый камердинер с седыми бакенбардами на чисто выбритом лице и в ливрее спускался медленно, степенно, сохраняя достоинство старого слуги.
XVIII
Глембовичи, родовое гнездо Михоровских, по праву славились среди прекраснейших имений страны. Чуточку тяжеловатый стиль, оставшийся в наследство от минувших веков, смягчали детали современного комфорта, с большим искусством соединенные в одно целое с наследием феодальных эпох.
От главного здания, светившегося рядами бесчисленных окон и взметнувшегося на несколько этажей, тянулись в стороны два боковых крыла с башенками. К зданию примыкала и высокая башня, увенчанная знаменем Михоровских, На башне Вальдемар оборудовал метеорологическую лабораторию. Еще два ответвления, не очень длинные, замыкались двухэтажной перемычкой, именовавшейся «над арками». В первом этаже в старинном зале некогда собиралась на сеймики шляхта. На втором этаже помещалась оружейная. Внутренний дворик был окружен галереями с каменными арками и балюстрадами. Внутри низко подстриженной живой изгороди благоухала огромная клумба. Посередине разместился фонтан из зеленого мрамора.
С террас открывался прелестный вид на парк и английские садики.
Множество цветов, статуй, беседок, зеленых живых арок, фонтанов, мраморных лавочек и мостиков… В прудах плавали белые лебеди. На вершине искусственной горки стояла беломраморная статуя Богоматери. От замка к реке спускалась беломраморная лестница, заканчивавшаяся узкой пристанью, украшенной двумя мраморными же сиренами. Лестница и разноцветные лодки у пристани являли собой один из красивейших видов парка.
Вальдемар любил Глембовичи. Замок, парк и хозяйственные постройки держались в образцовом состоянии. Конюшни Вальдемар прямо-таки холил. Но не могли пожаловаться на отсутствие его внимания и зверинец, и оружейная.
Обычно пан Мачей, гуляя по поместью, с улыбкой вспоминал, как окружающие смотрели с недоверием на вводимые Вальдемаром новшества, как критиковали, как не верили, что беспечному повесе удастся создать что-либо путное. Они знали, что майорат закончил пользовавшееся хорошей репутацией учебное заведение в Галле, но кое-кто в это плохо верил. Лишь по прошествии долгого времени, видя его энергию и результаты, все поняли, что этот праздный гуляка может, оказывается, быть дельным хозяином и серьезным человеком…
На глембовическое великолепие все смотрели с удивлением, но каждый по-своему: пан Мачей и княжна Подгорецкая с гордостью, Трестка завистливо, князь и княгиня Подгорецкие с грустью.
«И я когда-то многое имел, но остались одни долги…» — думал старый князь.
Барон Вейнер, как и Стефа, впервые попавший в Глембовичи, ходил слегка потрясенный, бормоча в усы:
— Второй Версаль! Второй Версаль!
Графиня Чвилецкая и панна Паула, в компании пани Идалии осматривавшие теплицу, громко восторгались каждым цветком. Панну Риту невозможно было вытащить из конюшни. Только граф Чвилецкий с панной Михалиной сонно прогуливались по парку. Стефу сопровождал Вильгельм Шелига.
Вальдемар предоставил гостям полную свободу, принимая их по-королевски, находя время для каждого.
Никто не чувствовал себя стесненно — шел, куда хотел, беседовал, с кем хотел. Но Люция доставляла Стефе хлопоты — девочку ни за что нельзя было удержать при себе, она явно была чем-то взбудоражена.
Пышность Глембовичей странно действовала на Люцию, хотя она часто бывала здесь, а к роскоши привыкла с детства.
Разгоряченная Люция подбежала к Стефе и, беря ее за руку, настойчиво сказала:
— Мне нужно вам что-то сказать, но только вам одной.
Вильгельм Шелига, чуточку расстроенный, отошел в сторону. Люция отвела Стефу в конец аллеи, к высокому водопаду, откуда открывался вид на замок и террасы. Девочка остановилась, очертила рукой в воздухе широкий круг и спросила:
— Прекрасно, правда?
Чуточку удивившись, Стефа взглянула на нее.
— Прекрасно? — повторила девочка.
— Очень! — ответила Стефа, сама очарованная здешним великолепием.
Разрумянившаяся Люция крепко сжала руку Стефы и начала приглушенным голосом:
— Знаете, может, и у меня будет когда-нибудь такой замок, такие салоны, парк, террасы. У меня будут прекрасное поместье, богатство и титулы. Именно такая жизнь мне предначертана, именно такая!
— Почему ты это говоришь, Люция? — спросила Стефа, на которую порыв девочки произвел неприятное впечатление.
— Мне пришло в голову, что только в нашем кругу я могу иметь все это, такое вот великолепие! А я его так люблю! А если бы я вышла замуж за Эдмунда, у меня не было бы и сотой доли всего этого, правда? Какой-нибудь скромный домик в несколько комнат, обсаженный жасмином, с настурцией на клумбах. Ни салонов, ни портретной галереи… Кто такие Пронтницкие? Какие у них могли быть предки?
— О да! — горько усмехнулась Стефа. — Провидение опекало его и тебя.
— Его? А может, только меня? Для него жениться на мне было бы милостью Провидения.
— Люци, не суди обо всем с точки зрения своего круга и денег…
— Как так? Разве я не была бы для него прекрасной партией?
— Несомненно. Но именно эта прекрасная партия стала бы его несчастьем, угнетала бы его, душила. Ты, воспитанная в роскоши, не удовлетворилась бы средним достатком, а он не смог бы окружить тебя роскошью и использовал бы для этого твои же деньги… а впрочем, и их бы не хватило, чтобы удовлетворить твои желания.
— Но мои родственные связи — разве это ничего не значит, разве этого недостаточно?
— Мне было бы недостаточно. Но все зависит от точки зрения. Быть может, Пронтницкий и был бы доволен…
37
В старьте времена польские конники некоторых полков носили за спиной крылья (выполнявшие еще и защитную функцию).