— Расскажите, — шепнула она умоляюще. Вальдемар взял с дивана букет роз и сказал:
— Я рвал их, думая о вас, и вот, принес… Мой любимый цвет. Прошу вас.
Он подал девушке пышный благоухающий букет, глядя на нее горящими глазами.
— Неужели вы любите печальные истории? — добавил он быстро, чтобы девушка вновь почувствовала себя непринужденно. Вальдемар заметил, что преподнесенный букет смутил ее.
— О да… Спасибо вам за розы, они прекрасны.
— Хорошо. Я вам расскажу историю бабушки, но предупреждаю, это очень грустная история — бабушка много претерпела.
— Уйдемте отсюда, — сказала Стефа. — Нас будут искать.
— Все внизу, играют в теннис, и им весело. Нет смысла им мешать:
— Но Люция там одна, без меня.
— Могу вас заверить, что Вилюсь Шелига ее успешно развлекает. Останемся здесь.
— Нет-нет! Нужно идти.
Она подбежала к двери. Вальдемар энергично преградил ей дорогу:
— В этом зале господствуют феодальные права! Я вас не отпущу — бабушкину историю нужно выслушать перед ее портретом. Сейчас вы — мой вассал.
Стефа комичным жестом заломила руки и весело взмолилась:
— О сюзерен мой, смилуйся, дай мне волю!
— О нет, пощады не будет! Вы в моей власти, и никто вас не вызволит, пока я сам не захочу. За спиной у меня — ряды приверженцев.
И он указал на портреты.
— Но они изгоняют меня, не хотят здесь видеть! Вальдемар склонился к ней и властно сказал:
— Они обязаны хотеть того, чего хочу я!
В этот миг случилось нечто странное. В парке раздался чей-то крик, и стены зала многократно повторили его. Казалось, подали голос портреты. Стефа, находившаяся в крайнем напряжении нервов, с криком испуга рванулась прочь.
Вальдемар схватил ее за руку повыше локтя и, привлекая к себе, шепнул:
— Не бойся… Со мной тебе ничего не грозит…
Он крепко держал девушку. Она разрумянилась, сердце учащенно билось.
— Не бойся, я с тобой, — повторил он сдавленным голосом.
Глаза его горели, губы трепетали, кровь стучала ему в виски.
Миг тишины… и первого упоения!
Неведомая сила связала их в одно…
Вальдемар ни словом, ни движением не прервал очарования этого мига, желая насладиться им как можно более. Близость Стефы волновала его, ее слабость наполнила нежностью. Он чувствовал, что ей не по себе, но в то же время она боится пошевелиться.
Стефе казалось, что она теряет сознание. Впервые в жизни с ней происходило такое — она боялась того, кому полностью доверялась. Она пошевелилась и прерывающимся голосом попросила:
— Уйдем отсюда… ну, пожалуйста!
— А история бабушки? — спросил он.
— Расскажете в другой раз.
— О нет! Другая подобная минута может наступить не скоро!
Он подвел Стефу к маленькому канапе напротив портрета и сказал, уже спокойный и уверенный в себе:
— Присядьте. Вот так. А теперь слушайте.
Девушка не нашла сил противиться ему. Его рассудительность и спокойствие подействовали на нее. Она села. В белом платье, с букетом желтых роз в руке, она сама казалась на фоне темной материи экзотическим цветком. Вальдемар начал повествование:
— Бабушка моя любила человека, с которым ей не позволили связать судьбу.
Стефа подняла глаза на портрет, глядя с глубоким сочувствием.
Вальдемар продолжал:
— Она была герцогиней из знатного рода, носившего в гербе королевскую корону. Многие юноши из знатных семей ухаживали за ней. Она отвергла всех, полюбив бедного молодого человека. Их обоих эта первая в их жизни любовь наделила силой, способной уничтожить любые преграды. Однако он молчал о своих чувствах, зная, что слишком глубокая пропасть разделяет их. Но она, юная, избалованная, привыкшая, что исполняются любые ее желания и прихоти, молчать не захотела. И призналась родителям в любви к юному Гвидо, прося их о благословении. Но ее отец, герцог де Бурбон, человек монархических взглядов, гордый аристократ, категорически ей отказал. Молоденькую Габриэлу увезли в Париж, а Гвидо отказали от места. Бедный юноша, горячо влюбленный и не менее гордый, не вынес такого удара: вскоре он, написав прощальное письмо Габриэле, покончил с собой. Герцогиня хотела уйти в монастырь, но отец ей не позволил. Она обязана была вести светский образ жизни, выслушивать многочисленные предложения претендентов на ее руку, но категорически отказывалась выйти замуж, к чему ее усиленно склонял отец. Так прошло несколько лет. В то время мой дедушка Мачей пережил примерно то же самое. Служа в уланах, он познакомился на балу с некой молодой особой и полюбил ее. Она была дочкой простого гражданина и звали ее Стефанией.
Вальдемар посмотрел Стефе в глаза с улыбкой, не лишенной участия. Она вздрогнула и побледнела. Заметив это, Вальдемар деликатно взял ее за руку:
— Что с вами, пани Стефания?
Она высвободила руку и, погрузив лицо в желтые розы ответила:
— Нет, ничего… продолжайте…
— Теперь мы достигли самого грустного места этой истории. И, боюсь, есть в чем обвинить дедушку. Хоть он очень и любил свою Стеню…
— Стеню?!
— Так он сокращал ее имя, и в память об этом именно так вас и называет. Для нее это тоже было первой любовью. Она всей душой полюбила дедушку. Они обручились, но на дороге встала беда, стоглавый рок. Вот здесь как раз и есть вина дедушки. У него не хватило решимости побороть предрассудки, владевшие его семьей. Ему не позволили взять в жены ту, которая наиболее того заслуживала. Дедушка, правда, пытался преодолеть сопротивление родни, но быстро отступил. Ему пригрозили лишить его наследства и родительского благословения, и он не нашел смелости бороться до конца. Дедушка, крайне благородный и достойный уважения человек, всегда был слабоволен, легко поддавался чужому влиянию. Никогда он не мог сказать решительно: «Я этого хочу!». Вскоре дедушку отправили за границу, чтобы дать ему все забыть… Что за издевка судьбы! В Париже он познакомился с Габриэлой де Бурбон, и моя прабабушка, близко знакомая с герцогами, договорилась с отцом Габриэлы о браке их детей. Измученная жизнью, герцогиня поддалась воле отца. Свадьба состоялась в Риме… и молодая пара всю свою оставшуюся жизнь жалела о своем поступке. Они жили очень несчастливо. Оба жили лишь собственной тоской. До самой смерти бабушка любила только память о человеке, который погиб из-за нее, а дедушка сохранил любовь к той девушке и жалел, что не смог дать ей счастья. В семейной жизни их не было ни покоя, ни гармонии. Злой рок окутал их черной тучей, и в тени этой тучи они прожили всю оставшуюся жизнь. Впрочем, бабушка прожила недолго. Печаль, неотвязные тягостные воспоминания подточили ее и без того хрупкое здоровье. Вскоре она захворала чахоткой, и совсем молодой умерла на берегу Средиземного моря. Тогда дедушка передал глембовический майорат моему отцу, а сам поселился в Слодковцах, куда несколькими годами позднее привез овдовевшую тетю Идалию с малюткой Люцией.
Вальдемар замолк. Внезапно выпрямился, провел ладонью по лбу и вздохнул:
— Быть может, теперь она где-то на другой планете обрела покой, которого была здесь лишена…
— Вы ее помните? — тихо спросила Стефа.
— Помню немножко. Она была моей крестной матерью. Мне о ней много рассказывала бабушка Подгорецкая, которая ее очень любила.
Он внимательно посмотрел на Стефу, на ее влажные глаза, и сказал удивительно мягко:
— Я вас расстроил, правда? Вы грустны…
Стефа подняла на него глаза:
— Мне жаль людей, которые так страшно мучились, столько пережили…
— О да! Стоит сожалеть о несбывшихся надеждах и величайшем богатстве на свете — чувствах…
— Значит вы понимаете? — спросила Стефа.
Он нахмурился:
— А вы в этом сомневаетесь?
— Я думала, что… что в вашем кругу любовь не ценят и не считают ее богатством…
— Однако дедушка Мачей и бабушка ценили и понимали любовь.
— И оба своими руками убили ее, — сказала Стефа.
— Ну, это совсем другое. Им не хватило сил бороться за свою любовь.
Стефа всматривалась в его мужественное лицо.