Ровно в 10 часов за подсудимыми наглухо закрывается дверь большого зала. Я избегаю общения с родственниками подсудимых и ухожу в адвокатскую комнату. Они, конечно, догадываются, что мне известны материалы дела и ход судебного следствия и, естественно, хотят узнать побольше подробностей. А я боюсь подвести Алексея и Дмитрия – они могут серьезно пострадать за разглашение секретных материалов дела. Тем более, что по коридорам рыщет много осведомителей с обостренным слухом и зрением и им наверняка известно, что я после окончания судебных заседаний вечера просиживаю в доме Алексея.
Отца допрашивали в течение 3-х дней. В первый день перед началом допроса председательствующий предложил отцу "правдиво и подробно рассказать суду о всей его преступной сионистской деятельности".
…И отец начал рассказывать. Он начал с описания того гнета и бесправия, в котором находились евреи в России и в Грузии в начале двадцатого столетия. Следуя за ходом времени, он рисует потрясающие картины беспощадной расправы погромщиков над евреями в разных концах Российской империи с начала столетия до установления советской власти.
Признает, что еще в ранней юности, потрясенный трагической судьбой своего народа, преследуемого всюду в течение тысячелетий, он стал в ряды тех, кто боролся против физического и духовного уничтожения еврейского народа.
Не отрицает, что, получив духовное образование в еврейских училищах в Вильно и Слуцке, сблизился и сдружился со многими впоследствии выдающимися борцами против национального гнета в царской Россини. Но ведь за то же самое боролись и лучшие большевики – и евреи, и русские, и грузины…
Да, признает, что до 1920 года неоднократно принимал участие во всемирных, российских или закавказских еврейских конгрессах и конференциях. Но все это происходило в интересах спасения все еще преследуемого, хотя уже пережившего катастрофические погромы русского и польского еврейства, с целью спасения еврейской религии, его культуры, его национальной самобытности от всех злобных антисемитов.
И разве все то, за что я боролся и о чем мечтал – спасение евреев от физического уничтожения, предоставление им свободы и права на национальное самоопределение, – не провозгласила советская власть? Разве не она впервые предоставила всем униженным большим и малым народам бывшей Российской Империи свободу и право на возрождение своей национальной культуры?
– Получается, что мы должны дать вам сдачи? – цинично заметил председательствующий…
– Или извиниться перед вами и отпустить вас домой? – злобно бросает прокурор.
День кончается. Почти без перерыва отец, больной и голодный, стоя, давал показания в течение всего заседания. Обессиленный, он садится.
Объявляется перерыв до следующего утра.
На следующее утро перед началом заседания в коридорах Верховного суда появились работники органов. Один за другим заходят они в кабинет председательствующего. Вот мне указывают на следователя Овеяна. Типичный чекист с мутными глазами. Он пристально смотрит на меня.
Когда началось заседание, они вошли в зал. Овеян садится в первом ряду (и тогда, и после следователи часто присутствовали в зале во время допроса их подследственных, – для психологического воздействия).
Второй день допроса отца начинается грубой репликой прокурора:
– Сионистская деятельность агента международной буржуазии и врага пролетариата подсудимого Баазова доказана со всей очевидностью. Теперь пусть он расскажет суду о своей контрреволюционной деятельности после установления советской власти в Грузии.
И, повышая голос, сразу задает множество вопросов:
– Проповедовали в народе реакционные идеи еврейского национализма?
– Под видом религиозного служения вели пропаганду против советской власти?
– Вербовали в подпольную сионистскую организацию враждебные советской власти элементы?
– Распространяли еврейскую литературу? Обучали еврейскому языку нелегально?
– Имели преступную связь с ныне разоблаченными врагами народа – с московскими сионистами?
Вопросы, вопросы, вопросы…
Прокурор все повышает голос. Доходит до исступления.
– И вы не признаете себя виновным в предъявленном обвинении?
– Нет! – твердо заявляет подсудимый Д. Баазов и спокойно продолжает: – Кричать – не значит доказать обвинение. Ваши вопросы – формулы обвинения. Обвинение надо доказать. У вас нет доказательств моих преступлений, потому что я их не совершил.
– Чем вы можете опровергнуть обвинение? – не унимается прокурор.
– А чем вы подтверждаете предъявленное мне обвинение? – спрашивает в свою очередь подсудимый Баазов.
– Вы не имеете права задавать вопросы прокурору, – вмешивается председательствующий. – Отвечай те на вопросы прокурора суду.
И подсудимый Баазов продолжает давать показания… Он подробно обрисовывает положение грузинского еврейства в момент установления советской власти в Грузии. Как, застывшее веками в темноте и нищете, вдруг оно оказалось за бортом жизни, все попали в "черные списки", так как подавляющая их масса в прошлом занималась мелким "коробейничеством" или торговлей "воздухом".
Дети по всем районам поголовно оставались вне школ. Родители влачили жалкое существование. Правительство проявляло большую заботу о нацменьшинствах. Оно предоставило широкую автономию осетинам, абхазцам, аджарцам, живущим на определенной территории. Но положение грузинских евреев оказалось плачевным, так как они были разбросаны мелкими общинами по всей республике.
– Я обратился к правительству с просьбой учредить еврейские школы, где наряду с другими предметами преподавали бы и еврейский язык, об открытии также других культурных учреждений, подобных тем, которые широко развивались у всех национальных меньшинств. Просил выделить землю для приобщения евреев к земледелию и принять срочные меры для трудоустройства находящейся без всяких средств к существованию большой группы людей без определенной профессии…
И далее:
… Вся деятельность передовой еврейской интеллигенции в двадцатых годах была направлена на улучшение тяжелого экономического положения грузинского еврейства и его национально-культурного возрождения. Все наши действия носили законный характер. Правительство помогало нам и заботилось о нас. Мамия Орахелашвили, отозвавшись на мое обращение, публично выступил в газете "Коммунисты" в 1923 году с предложением ввести в программу еврейских школ идиш для обучения русских евреев и древнееврейский язык для грузинских евреев.
– Мамия Орахелашвили оказался врагом народа, агентом мирового империализма, – кричит прокурор.
– Но тогда он был Председателем Правительства, – отвечает подсудимый. – Руководство Народного комиссариата просвещения помогло нам учредить ряд культурно-просветительных учреждений.
– Канделаки разоблачен как враг народа! – опять грубо прерывает подсудимого прокурор.
– Но тогда он был Народным комиссаром просвещения, – говорит подсудимый. – Все мои действия в те годы были согласованы с правительством и соответствовали советским законам. Обвинение голословно. Вы не можете привести никаких доказательств моей антисоветской преступной деятельности…
– В результате вашей агитации и подстрекательства в 1925 году большая группа грузинских евреев эмигрировала в Палестину, – начинает атаковать подсудимого председательствующий.
– Эмиграция грузинских евреев в Палестину имеет давнишнюю историю. Еще в начале XVIII столетия религиозные евреи часто уезжали на Святую землю. В 1925 году группа религиозных евреев уехала с согласия и разрешения правительства.
– Но эмиграцию организовали и возглавили вы? – продолжает наступать Убилава.
– Я был официально делегирован грузинским правительством в Палестину с целью изыскания там возможности получения земли для находящейся в край ней нищете части религиозных грузинских евреев.
– Я получил сертификаты официально, как представитель Советской Грузии, от тогдашнего правителя Палестины генерал-губернатора Герберта Семюэля.