Выбрать главу

Он даже жевать перестал, мысленно разглядывая грани своего мастерства. В запасе у него имелось множество опробованных способов. К примеру, можно расписать свисток, горло то есть, сунуть острый карандаш поглубже в ухо, наконец, перекрыв кислород, удушить, сломав попутно позвонки на шее. Хорошие результаты дают воздух в венах, сильный удар в основание черепа и острая заточка под кадык. Неплохо работают «драо» — цыганский яд, «бита» — железный наладонник, а также токаревский ствол калибра 7.62. А всякие там радиомины, винтовки снайперские с лазерным прицелом, лимонки с чекой, привязанной за дверную ручку, Калинкин не любил. Сплошной шум, мишура для пижонов.

Есть больше не хотелось, но он все же впихнул в себя объемистую порцию мороженого, выпил чашку кофе и, рассчитавшись, наградил халдея пятью баксами. На, сволочь, на…

Было уже начало четвертого — блин, сколько жрать-то можно? Натянув пальто на шкафообразную фигуру, Калинкин выскочил из заведения, забрался в «мерседес» и газанул с места так, что широкие шипованные колеса с визгом провернулись. «Мы сдали того фраера войскам НКВД, с тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде». — Он врубил на полную, чтобы лучше пробрало, Аркашу Северного, хватил от души, так, что челюсти свело, антиполицая и помчался на Ржевку.

На стрелку Сергей Владимирович прибыл ровно к четырем, как и запрессовалиnote 109. Лихо запарковав «мерс», он пригладил рыжие щетинистые волосы и, с понтом водрузив на нос черные «рамы» note 110, не торопясь двинулся к монументальному сооружению из камня и металла.

Раньше, во времена застоя, здесь размещался торговый центр, где коммунисты спаивали народ водкой по четыре рубля двенадцать копеек за бутылку, не забывая, правда, и мясом кормить по два рубля за килограмм. Перестройка положила конец порочной практике, задули новые ветры, и строение приватизировал бандит Вася Гранитный. На общаковые деньги он произвел ремонт и развернулся как следует. Задвинул лабаз, ночной шалман, бани всяческие, зал спортивный с тренажерами — словом, рай земной. Да и вообще, Гранитный был не лох — держал нос по ветру, засылал, кому надо, водил дружбу с депутатским корпусом.

Стеклорез зашел в небольшой предбанник и, поднявшись на самый верх, в дверях столкнулся с таким же мордастым крепышом, как и сам он.

— Куда? — мрачно спросил тот.

— К Гранитному.

Часовой по рации получил добро и щелкнул замком.

Офис был неплох — два мягких финских уголка из натуральной кожи, два телевизора, два компьютера, на выбор две секретарши — одна высокая и поджарая, другая пониже и помягче. Слева дверь красного дерева со скромной табличкой: «Господин Карнаухов Василий Евгеньевич, президент». Секретарша, та, что поуже в кости и наверняка похуже в койке, приподняла плоский зад и важно уткнулась в селектор:

— Василий Евгеньевич, к вам пришли. Проходите, — кивнула она свысока Стеклорезу.

«Вот сука, — подумал тот, открывая дверь, — оттрахать бы тебя хором, а потом „ракету сделать“note 111. Глядишь, гонор бы и сошел».

Вася Гранитный был среднего роста, угловатый, дохляк. Из достоинств разве что две ходки, восьмиконечные звезды на ключицах и коленях да целлулоидные «уши», всобаченные в скромных размеров болт.

— Шолом. — Он махнул рукой, «резинку» Калин-шну, однако, не подав. — Есть контракт. Недельга. Как всегда, начисто. Но только здесь дело особое — калган надо притаранить. Бездорожье, конечно, но уж очень просят.

— Сколько? — не раздумывая, спросил Стеклорез.

— Как всегда, и довесок за вредность.

— Покатит. — Калинкин выжидательно глянул на Гранитного, и тот швырнул на стол фотографию.

— Малява на иконе.

Затем достал толстую пачку зеленых и припечатал ею снимок.

— Остальное положу на калган клиента. Адье, — махнул рукой и сделал вид, что Стеклореза уже не видит.

Тот молча сгреб фотографию и баксы и, не прощаясь, пошел к машине. «Забурел, малыга бацилльная, бугром себя мнит», — зло подумал он о работодателе. Отъехав подальше от любопытных глаз, Сергей Владимирович внимательно пересчитал деньги и, удостоверившись, что все путем, пристально посмотрел на снимок. На обороте он прочитал: «Сарычев Александр Степанович».

Было часа два пополудни, стылый блин негреющего солнца низко висел в прозрачном зимнем небе. Работы не было. Вообще-то, если бы майор захотел, от клиентов не было бы отбоя. Мир теперь виделся ему совсем иным, чем прежде, а люди представлялись марионетками, танцующими на поводу у своих желаний. Стоит только потянуть за ниточку… Или оборвать… Да только хрен с ним, не стоит попусту тревожить Яромудра. Всех денег все равно не наколымишь…

«Ну что, ребята, мы будем ехать или нет?» — Сарычев опять вывернул с Ленинского на Московский, удачно пролетел желтый светофор и, уже минуя автобусную остановку, наконец-то увидел голосующую девушку.

— За четвертак на Южное отвезете?

Майор кивнул, включил скорость и, плавно тронув с места, понимающе покосился на букетик из четырех гвоздик: — Мда…

— Однокурсница погибла, похороны сегодня. — Девушка немного помолчала и краем платочка вытерла повлажневшие глаза. — Я к моргу опоздала, автобус уже уехал.

Сарычев из вежливости спросил:

— Умерла-то отчего?

— Маньяк убил. — Не заметив никакой ответной реакции, пассажирка искренне удивилась. — Вы что, телевизор не смотрите? Извращенец какой-то, сердца вырывает, — она перешла на шепот, — насилует. Надюху-то вон на улице нашли, голую, в луже крови…

Перед глазами Сарычева возникла недавно виденная жуткая картина — набухший, дымящийся от теплой крови снег, раскинувшееся поперек дороги женское тело. Он вдруг услышал из глубины веков истошный крик: «Утонули жирные времена на дне Каялы-реки! Тьма покрыла свет русской жизни! Раньше жизнь текла из света во тьму, а нынче времена обратились наничьnote 112. Все навыворот, все противу правил! Были вечи Трояни, минули лета Ярославля, а теперь народ русский попал в бездны наничья. Блаженны те, кто спит и не видит этого. Но как жить имеющим очи?» Кричал, заходясь от боли, паленый спереди березовыми вениками, длинноволосый человек на дыбе.

Не взяв с пассажирки денег, майор покатил назад и минут десять простоял в очереди на КПП — гибэдэдэшники тормозили всех без разбора, несли службу по усиленному варианту, старались. Сарычев уже проехал Дунайский проспект, когда позади резанул ухо звук мощного сигнала и часто-часто заморгали дальним светом — кто-то нахально требовал уступить дорогу. Майор взглянул на спидометр — стрелка застыла против шестидесяти, левый ряд был свободен. Все ясно — ребятки в джипе просто решили немного развлечься. Скучно без лохов на «Жигулях»…

Он включил правый поворотник и съехал в крайний ряд, надеясь, что этим все и закончится, но фары продолжали мигать, а сигнал, похожий на паровозный гудок, не умолкал. Майору это надоело. Он резко дал по тормозам, и лоханувшийся водила подпер «семерку» в задний бампер. Хорошо, если тот не треснул. «Ладно, сами напросились». — Чувствуя себя суровым воином с сердцем, обросшим шерстью, Александр Степанович вышел из машины.

— Ну ты, лидер вонючий, совсем охренел? — Из иномарки под хлопанье дверей вылетели двое — в пропитках, стриженые, крутые как вареные яйца. — Ездить, сука, не могешь? Вот мы тебя ща…

Сарычев в полемику вступать не стал. Миг — и разговорчивый браток, заполучив увесистый пинок чуть пониже живота, заткнулся и сник, а его товарища майор ухватил за кадык, медленно сведя пальцы. Раздался хрип, лицо любителя острых дорожных ощущений посинело, и он присоединился к лежащему у колес грубияну. Глянув на них мельком, Сарычев распахнул дверь и вытащил из джипа третьего члена экипажа. Энтузиазма на его прыщавой харе не наблюдалось, и, слегка тряханув пассажира за отворот куртки, при этом едва не сломав ему шею, майор с негодованием произнес:

вернуться

Note109

Договорились.

вернуться

Note110

Очки.

вернуться

Note111

Садистское обращение с женщиной.

вернуться

Note112

Наизнанку, шиворот-навыворот.