— Возьми, ты этого достоин. — Учитель расстегнул свой пояс, и Гидаспа увидел, как тот, стремительно распрямившись, превратился в клинок иссиня-черного металла, который отковали еще в древние времена на Арктиде. Равных ему не было.
Крутанув мечом восьмерку, чтобы привыкнуть к разновесу, он почувствовал, как рукоять удобно устроилась в ладони и, глубоко вдохнув, двинулся навстречу сопернику.
— И-и-и-и-ть. — Гидаспа внезапно сократил противостой, и клинок его подобно черной молнии промелькнул перед лицом так ничего и не успевшего понять наглеца.
Половинки его меча упали на пол одновременно с осколками кувшина, а вот густое сладкое вино почти все растеклось по одежде. Все расхохотались.
Склонившись, Гидаспа возвратил царю кувшин, из которого не пролилось ни капли.
— По праву победителя сто быков твои, — громко произнес Кратаранга.
— Отдай их, мудрый царь, убогим. — Склонившись еще раз, Гидаспа пошел на свое место, затем в лицо ему взглянули ярко-голубые глаза, и Александр Степанович проснулся.
Часы «командирские» показывали три часа двенадцать минут. Сквозь занавески на окнах пробивался свет убывающей луны, снизу доносился могучий храп Мазаева-старшего, а на душе у майора почему-то было неспокойно. «Ладно, утро вечера мудренее». — Побродив с минуту по скрипучим половицам, он снова погрузился в перину, однако, сколько ни ворочался, заснуть не смог и так и не выяснил, чем там у них в Ариана-Ваэджа закончилось дело.
В дежурной части было, как всегда, накурено и неуютно. Из «обезьянника» доносилось пьяное бормотание, сдержанный мат, кряхтение и храп, словом, все было, как всегда.
— Все, старшина, расслабься. — Дежурный по отделу положил телефонную трубку и закурил «бе-ломорину». — Отбой тревоги, террористы скапус-тились.
За стеной послышался шум моторов, и бывшие в оцеплении чекисты угрюмо потянулись к ружпарку — разоружаться.
— В стволе-то у тебя ничего не осталось? — брезгливо спросил дежурный у молодого салапета, всего две недели как прибывшего с милицейского ликбеза. — Проверять не надо?
— А я, товарищ капитан, и не досылал. — Тот засунул шпалер в ячейку, положил карточку-заместитель в карман и, застегнув его, как учили, на пуговку, всем присутствующим доложил: — Здорово-то как было!
— Вот в следующий раз опять и поедешь, — сурово пообещал щеглу помдеж, а тот, не в силах держать клюв закрытым, восторженно сообщил:
— Полковник там был, из Мурманского спецназа, лично террористов слепил. А с виду неприметный такой. — Он скользнул взглядом по стене и, радостно вскрикнув, ткнул пальцем в плакатик «Внимание! Розыск». — Во, на этого похож! Один в один, только без усов.
— Ну ты даешь, недоквашенный, смотри, узнает полкан, что держишь его за мокрушника, — ушата-ет. Ха-ха-ха.
Молодой щегол почему-то перестал смеяться. Он подошел к фотографии поближе и прочитал: «Сарычев А. С. Разыскивается за убийство».
— Это я. Третий вруби.
— Врубил. Наше вам с кисточкой. А чего это ты на скремблере все третий канал выбираешь, считать не научили дальше?
— Знаешь, Гагарин долетался, Пушкин дописался..,
— Понял, не дурак. Чего звонишь, ваше высокоблагородие? Или ты нынче уже ваше превосходительство?
— Рот закрой и слушай. Этот твой заказной прорезался.
— Где?
— Ты лучше спроси, сколько?
(Приватный разговор по телефону)
Из шифротелеграммы
На Ваш… от… сообщаем, что Трубников Павел Семенович в штате спецназа «Залив» никогда не состоял… Присланный вами фоторобот идентифицируется, как принадлежащий Сарычеву Александру Степановичу, 1955 года рождения, находящемуся во всесоюзном розыске.
Поднявшись ни свет ни заря, майор умылся и долго носился взад и вперед по двору, отрабатывая групповой бой на восемь персон, благо день был воскресный и вокруг все еще спали.
Наконец он угомонился, постоял под холодным душем и направился к торговому центру. Магазин в подвальном помещении назывался гордо — «Пещера Алладина», и без всякой там волшебной фигни был открыт сутки напролет. Купив устрашающих размеров торт и килограмма три фасованных харчей, Сарычев не поленился и, задвинув круг, оказался на птичьем рынке. Кроме пернатых, обильно представленных попугаями волнистыми, голубями почтовыми и курами мясными, здесь торговали и прочей живностью.
Скорбно роняя слюни, тянулись к сарычевскому торту барбосы всех пород, бегали в колесах на забаву публике белки и бурундуки, с живостью водили носами крысы, хомяки и морские свинки…
Миновав баррикады из клеток с вечно голодными кроликами, майор очутился в кошачьем ряду. Глянув на продававшихся по бросовым ценам дворян, он вспомнил о подросших, наверное, Снежке и Лумумбе, о Маше, и сам не заметил, как подошел к прилавку, над которым висел транспарант: «Если нет у вас кота, значит, жизнь у вас не та». Под ним разместилась симпатичная румяная девица в дубленке, а перед ней громоздились аквариумы, в которых копошились мохнатые, усатые котята. Красавица-кошатница притоптывала ногами и звонким голосом выкрикивала нараспев что-то типа: «А если котик ваш издох, мы вернем вам деньги в срок». Заметив Сарычева, она игриво поинтересовалась:
— Мужчина, ищете девочку?
Сделав вид, что крик женской души не услышал, майор отозвался простодушно:
— Нет, хотелось бы котика, короткошерстного. Вот это кто у вас?
Он глянул в розовую пасть, затем под хвост и приобрел замечательного дымчатого британского хищника, лобастого и когтистого. Сунув его за пазуху, он докупил звериных принадлежностей, начиная с «Вис-каса» и кончая «Томасом», и резво направился к дому. И все было бы славно, если бы не двое молодых людей, мордастых, уверенных в себе, похожих на бультерьеров. Сарычев срисовал их еще по пути на рынок, думал вначале — мнительность, игра воображения, но нет — выгуливались недобры молодцы по его душу. Как видно, засветился он во время инцидента с Варварой. Ладно, сейчас самое главное — не дергаться и не показывать, что хвост замечен. Ну а потом уж…
Успел Александр Степанович как раз вовремя. В гостиной накрывали стол к позднему завтраку, и Мазаев беззлобно поминал майора, который «ушел куда-то в воскресный день с утра пораньше на пустой желудок». Когда Сарычев появился, все обрадовались — хозяин дома возможности поговорить с хорошим человеком, Варвара — чему-то такому, о чем и думать грешно, а Мишка — британскому хвостатому разбойнику. Тот, наевшись размоченного в молоке «Вискаса», сразу же наделал на полу лужу и улегся спать в уголке дивана. Такой же серый, как старый кот Кузьма, доблестно издохший намедни на своем боевом посту — у миски со жратвой.
Между тем томившийся в ожидании завтрака перед телевизором Мазаев-средний услышал вдруг, как закричали в мультфильме гуси: «В Лапландию, в Лапландию!», и с упорством маньяка сел на любимого конька.
— А вы знаете, Павел Семенович, что саамов, суть лопарей, живущих в Лапландии, иногда называют «шумерами севера»? А все потому, что жили они раньше где-то в Приуралье и унаследовали мудрость ариев. И вот, подобно шумерам, древнему народу, который пришел в Междуречье с уже сложившейся системой знаний и создал там всемирно известную Месопотамскую цивилизацию, саамы выдвинулись над всеми жителями Великой тундры в плане духовной культуры, существовала которая в форме шаманизма. Авторитет саамских чародеев был необыкновенно высок…
Тут всех позвали к столу, и рассказчик, прервавшись, с энтузиазмом занялся бужениной с хреном. А вот у Сарычева аппетит отшибло напрочь. Не столько ел да пил, сколько смотрел в окно на оттаптывающих ноги знакомых молодцов. Пасли его старательно, как видно, ждали случая потолковать насчет казны Гранитного. А заодно по поводу ушатанных тачек, зажмурившихся товарищей и хорошо если не о разгромленной «фабрике». Разговаривать на все эти темы Сарычеву очень не хотелось…
— Ну, хозяева, спасибо за хлеб-соль. Пора мне и честь знать.