— Прощай, капитан, — сжал свои пальцы.
Мгновенно тело Литвинова обмякло, и, заметив улыбку избавления на его мертвом лице, майор задавил комок в горле и двинулся к заложникам. Освободив связанные за спиной руки одному из охранников, он бросил ему на грудь нож с рацией и, ни слова не говоря, быстро двинулся прочь. Путь его лежал к западной оконечности завода.
Глава семнадцатая
«…Огонь, как первосущность, — это творческое начало, это Божественный дух, преображающий и изменяющий мир. В человеке, созданном по образу и подобию Божию, огонь — это дух человека, его творческий потенциал, дающий ему возможность осознать высший мир, не теряя самого себя…»
Подполковник Лохнов не преувеличивал — взрыв, видимо, действительно был Господи упаси: весь туннель с двумя железнодорожными ветками, проложенный в доломитовой толще, оказался заваленным, древние силурийские породы просели и в стенах галереи образовались многочисленные глубокие разломы.
Что-то заставило Сарычева выбрать самый неказистый из них, и, едва протиснувшись внутрь, метров сто он с трудом продирался между острыми обломками скалы, в душе благодаря феэсбешников за удобный прикид и волоча ранец за собой.
Наконец ход стал расширяться, и Сарычев вдруг понял, что под ногами у него остался узенький карниз, а сразу же за внешним ребром левой подошвы начиналась бездонная пустота. Он прижался плотнее вправо и, еще раз возблагодарив чекистов, теперь уже за обувку, около часа двигался еле-еле, осознавая, что звук падения мелких камешков, изредка срывавшихся в пропасть, почти не слышен. Постепенно галерея, закручивавшаяся спирально вверх, расширилась, и майор услышал впереди шум быстро катящихся струй.
Скоро в лицо ему повеяло свежестью, и, миновав очередной поворот, Сарычев внезапно в восхищении замер: он стоял на высоком берегу подземного потока, величаво несшего свои прозрачные воды глубоко в недрах скал, и откуда-то на ум майору пришло учение древнегреческих мудрецов-орфиков о загробном мире.
Подобно майору, души умерших, оказывается, тоже попадают под землю и, бродя по полям белых лилий — асфоделий, — должны помнить, что нельзя пить воду из темной реки Леты. Ее дурманящие воды заставляют забывать опыт прошлого и заслоняют прожитое туманной пеленой забвения. Лишь тот, кто пьет живительную влагу из родника всесильной Персефоны, способен сохранить огонь в своей душе и разорвать круг бытия в спираль.
«Да, похоже, нахлебался я из этого источника на халяву, больше некуда», — без особого энтузиазма подумал Сарычев и не спеша двинулся берегом вдоль потока. Постепенно высота пещерных сводов заставила майора пригнуться, и как только справа стал виден боковой ход, он без колебаний углубился в узкий разлом, пролегавший зигзагами в толще известняковых пород.
Скоро петляние крысиного лаза закончилось, и Сарычев оказался среди великолепия огромного грота, стены которого были сплошь покрыты крупными разноцветными кристаллами гипса, а в центральной части на сводах искрились прозрачные игольчатые монокристаллы, и Александру Степановичу показалось, что он попал в сказочную пещеру Али Бабы.
Миновав ее, он очутился в зале, с потолка которого свешивались сталагмиты, состоящие из ярко-красной глины, глазированной сверху слоем кальцита, и внезапно майор почувствовал, что здесь он уже когда-то бывал.
Воспоминания далекого прошлого заставили его пересечь вытянутую узкую пещерку, где стены были покрыты темно-красными натеками, затем он оставил позади себя большой округлый грот, в котором трехметровая глубина озера была совсем неощутима из-за прозрачности воды, и наконец Сарычев оказался в просторной, круто поднимающейся кверху галерее. Скоро он почувствовал слабое движение воздуха, и, быстро двигаясь под низкими сводами небольшой мрачной полости в скале, майор внезапно узрел молочно-белый свет луны.
Через минуту он уже стоял под обрывом около напоминавшей стадион котловины, а память далеких предков безошибочно подсказала ему, что по левую руку находилось озеро духов, в котором каждое лето вода вдруг начинала закручиваться в гигантском водовороте, со страшным шумом исчезая потом под землей, и, освещаемый холодным светом звезд, Сарычев направился к Уральскому хребту. Он спешил, потому что давно уже перевалило за полночь и времени в запасе у него не оставалось совсем.
Небо уже высветилось, а луна растаяла в его голубизне, когда майор вышел на дорогу и двинулся по обочине, не обращая ни малейшего внимания на проезжавшие мимо него машины. Внезапно он остановился и, повернувшись, стал смотреть на быстро приближающуюся «восьмерку» темно-синего цвета. Скоро «Самара» плавно затормозила около него, и, усевшись на переднем кресле, Сарычев ослепительно улыбнулся и, повернувшись к водителю, произнес: