Часов в семь вечера пришли две санитарки с каталкой, я перебрался на нее, и меня вывезли из реанимационного зала. Меня прокатили по длиннющему Г-образному коридору почти в самый конец его и вкатили в последнюю палату. Она оказалась трехместной – две койки стояли у двух стен, изголовьем к окну, третья, у дальней стены, – параллельно оконному проему.
На одной кровати сидел невысокий мужчина лет сорока пяти, одетый в спортивные синие штаны и желтую майку. Плотного телосложения. Вид, я бы сказал, даже цветущий, поскольку лицо его с пухлыми щеками, густыми русыми бровями, мягким ртом и округлым подбородком было румяным. Его место было, скорее всего, где-нибудь в программе о здоровье в рекламе продуктов, помогающих нам быть здоровыми и бодрыми, а никак не на больничной койке в неврологическом отделении.
Рядом со второй кроватью стоял тоже невысокий, но худой, смуглый и тоже одетый в спортивную одежду мужчина лет под пятьдесят, со смуглым морщинистым лицом с резко выделяющимися на нем чертами.
– Ходячий? – лаконично спросил санитарок сухощавый, и я с удовлетворением отметил, что звук у говоривших людей перестал «плавать».
– Не только ходячий, бегающий! – бойко ответила одна из них, та, что тянула каталку за ручки у изголовья. – Нам сказали, тренер он из спортивной школы. Борец, что ли? – полувопросительно, полуутвердительно спросила она меня.
– Борец, – подтвердил я. – Вольник.
– О! – обрадовался сухощавый обитатель палаты. – Спортсмен нам как раз в кассу! Леонид вон, – кивнул он на сидевшего у дальней стены кровати плотного мужчину, – тренер по легкой атлетике. Я вот гимнаст.
Я приподнялся на локте и удивленно поочередно взглянул на обоих мужчин.
– Правда, что ли? – спросил я недоверчиво, сомневаясь, что в одну палату могли попасть сразу три спортсмена.
– Да не слушайте вы его! – махнул рукой плотный мужчина. – У Жорика язык как помело. Болтает сам не знает что. Никакие мы не спортсмены. Я на одной фирме менеджером работаю, а Жора электриком.
– Понятно, – усмехнувшись, проговорил я вяло, все же болезнь еще не отпустила меня, чувствовал я себя нехорошо.
– Ну давай, спортсмен, прыгай на кровать! – проговорила санитарка, толкавшая каталку за ручки в изножье.
Санитарки подкатили меня к койке и сдернули простыню.
– Извините, я без нижнего белья! – воскликнул я, возмущаясь бесцеремонностью обслуживающего персонала больницы, успев-таки прикрыть низ живота обеими руками.
– Да ладно тебе, Игорек, – хохотнула сорвавшая с меня простыню санитарка, прикрепляя к изножью пустой кровати, стоявшей у правой стены у окна, лист бумаги с крупно написанными на нем моими данными. Как я успел заметить, диагноз «инфаркт головного мозга», что был раньше написан снизу на листке, был оторван. – Стесняться тебе своего тела не следует. Ты накачанный и хорошо сложен.
– Спасибо, конечно, – проговорил я хмуро, выражая таким образом недовольство нравами работников в белых халатах, – но все же…
По-прежнему прикрывая одной рукой хозяйство, я оперся другой о каталку, благополучно перебрался в кровать и накрылся одеялом.
– Ладно, Игорек, выздоравливай! – хохотнула вторая санитарка, и они обе, взявшись за ручки каталки, покатили ее к двери.
– Эй, эй, девочки! – польстил я санитаркам, которым было лет за сорок и на девочек они совсем не тянули. – А когда мне вещи вернут?
– Принесут, не беспокойся, – не оборачиваясь, сказала одна из санитарок, и обе они вместе с каталкой вышли из палаты.
– Можно, конечно, не называть свои имена, – произнес Георгий, суетливо садясь на кровать. Он вообще был живчиком, вертким, ни секунды не стоял на месте, все порывался что-то делать: то помочь правильно поставить каталку, то отодвинуть тумбочку, то убрать с дороги санитарок стул. – Потому что у всех нас таблички на кроватях, где написаны наши Ф. И. О. Но раз уж принято, давай познакомимся! Георгий!
Я глянул на табличку, прикрепленную сбоку к раме кровати, там было написано: Георгий Федорович Сухарев, 52 года.
– Я Леонид, – назвался второй обитатель палаты. Табличка на спинке его кровати – ее мне было видно с моего места – гласила, что он Леонид Андреевич Шутов сорока девяти лет.
– Игорь! – представился и я.
Георгий пригладил жидкие, темные с проседью волосы пятерней.
– Здорово, Игорь, что ты ходячий, – признался он довольным тоном. – А то здесь до тебя старик лежал парализованный. Час назад умер. Его привязывали, а то он все встать порывался. Тоскливо как-то было. Мы с Леней думали, нам еще одного паралитика подбросят.