— Назад! Кто посмеет дотронуться до меня, будет убит!
Крестьяне отшатнулись, даже Райнер опустил поднятую руку. Их были сотни против одного, с которым они сообща легко могли справиться, но невольно вызванные воспоминания о прошлом парализовали их. До сих пор они не подозревали, что и в теперешнем владельце Верденфельса сохранились присущие его роду черты, так как выражение лица у этого серьезного, сурового человека было совсем иное. Однако в данную минуту сходство с отцом было так поразительно, словно портрет, висевший в замке, вышел из своей рамы.
Большинство присутствующих крестьян хорошо знали этот тон и голос, который они слышали от покойного барона, перед ними были его дико сверкавшие глаза, весь его облик, точно он сам вышел из могилы, а с ним вместе вернулись и прежние времена, когда он безнаказанно тиранил и топтал все, что стояло ему поперек дороги. Эта внезапная энергичная вспышка сына, словно переродившегося на глазах у крестьян, наполнила их суеверным страхом, а высказанная им угроза заставила их совершенно растеряться. Все ведь знали, что «фельзенекский барин» неуязвим, что никто не может ему ничем повредить. Пожалуй, он сумеет одним единственным выстрелом повалить всех нападающих на землю, а затем улетит по воздуху в свой неприступный замок; против колдовства не поможет никакой перевес в силе.
Шум затих, толпа расступилась, готовясь освободить дорогу. Заметив это, Райнер не спеша вынул дож, раскрыл его и в ту минуту, когда Верденфельс хотел двинуться с места, подскочил к нему.
— Ну, если он сам неуязвим, так уж лошадь наверно не заговорена, — насмешливо крикнул он, и изо всех сил ударил животное ножом в грудь.
Нож вошел по самую рукоятку; от смертельной раны Эмир взвился на дыбы, заставив всех стоявших поблизости разбежаться во все стороны.
Не понимая в чем дело, Раймонд пробовал овладеть лошадью, Эмир хотел сделать еще один прыжок, но силы ему изменили, и он, потеряв равновесие и выбросив всадника из седла, рухнул на землю в предсмертной агонии.
Все это было делом одной минуты. В нескольких шагах от истекавшей кровью лошади неподвижно лежал распростертый всадник с окровавленным лбом, без всяких признаков жизни. В толпе воцарилась мертвая тишина. Пугливо поглядывая на упавшего всадника и на издыхающую лошадь, крестьяне поняли, что «фельзенекский барин» не был «заговорен» и за доказательство своей уязвимости, кажется, заплатил жизнью.
В это время через деревню проезжала карета с кучером в вендерфельской ливрее, из окна выглядывал молодой человек. Это был Пауль, возвращавшийся из Розенберга. Заметив на улице необычное сборище, он велел кучеру остановиться и, выскочив из кареты, поспешно спросил с тревогой в голосе:
— Что тут такое? Что случилось?
Никто ему не ответил, но стоявшие поближе невольно столпились, чтобы закрыть от молодого барона лежащих на земле барона и лошадь.
— Случилось несчастье, — заговорил старшина. — Барон упал с лошади.
— Упал с лошади? Здесь, на улице? — воскликнул Пауль, прокладывая себе дорогу через толпу, и, с первого взгляда поняв, что произошло, в одну минуту очутился возле дяди, стараясь поднять его.
Снова расступилась толпа, на этот раз без малейшего колебания, чтобы пропустить священника, привлеченного шумом.
— Что здесь случилось? — в свою очередь спросил Вильмут. — Несчастье?
— Нет, преступление! — резко сказал Пауль, указывая на заколотую лошадь. — Вы вообще всегда оказываетесь на месте, ваше преподобие, когда в Верденфельсе что-нибудь случается, здесь же вы намеренно опоздали!
Глава 21
На следующий день ранним утром Вильмут уже открывал калитку в ограде розенбергского сада. Быстро направившись к дому, он увидел, как старый Игнатий с непривычной для него поспешностью выводит из конюшни лошадей. Пастор, остановившись, спросил:
— Разве госпожа собирается выехать?
— Да, ваше преподобие, она сейчас уезжает.
— Так рано? Куда же?
— Этого я не знаю, но мне приказано поспешить.
Вильмут, ничего не говоря больше, ускорил шаги и через минуту был уже в комнате, выходившей на балкон. Он застал там одну Анну, которая в величайшей тревоге ходила взад и вперед по комнате, держа в руках распечатанное письмо. На щеках молодой женщины выступил лихорадочный румянец, глаза сверкали неестественным блеском; она с мучительным страхом читала и перечитывала записку, содержащую всего несколько строк.