Мне было тогда всего двадцать лет, я был еще очень несамостоятелен, воспитываясь в почти рабском повиновении. Отец не любил меня, потому что я не походил на него, а я чувствовал только страх перед ним. Со страстным нетерпением ждал я времени, когда смогу покинуть Верденфельс, чтобы поступить в университет, ждал, как узник ожидает освобождения из тюрьмы. Но уже за несколько месяцев до того разразилась катастрофа.
Непреклонный характер владетеля Верденфельса и его жестокое обращение с крестьянами вскоре привели к тому, что они вступили в открытую борьбу с бароном: перестали подчиняться даже справедливым требованиям, вымогали всевозможных уступок, а когда им отказывали, грозили силой добиться своего. Мой отец со всех сторон получал предостережения, но вместо того, чтобы пойти на какие-либо уступки, он бросал толпе насмешливый вызов, приводя ее этим в дикую ярость. Были сделаны попытки завладеть замком, но отец только насмехался над ними. Вооружив всю прислугу, он объявил, что накажет «мятежную шайку».
Однако ему очень скоро пришлось убедиться в серьезности положения. Слуги оказались ненадежными трусами, и когда дело дошло до решительного столкновения, нам пришлось уступить численному перевесу нападавших. Принимая во внимание их безумную ненависть к владельцу замка, нетрудно было угадать, какая участь ждала нас, если им удастся прорваться. Нельзя было ждать пощады, для нас это было вопросом жизни и смерти.
Смерти отец не боялся, твердо решив защищаться до последней возможности, но подобное поражение он не мог бы перенести. Для него было уже бесчестьем сама возможность пасть от таких рук. Я видел, как грозно он хмурился, как стискивал зубы, принимая какое-то суровое решение. Я никогда не смел давать ему советы, но теперь решил попытаться.
— Ты видишь, что мы не можем долго удерживать замок, — сказал я, — а на слуг положиться нельзя, они покинут нас, как только дойдет до серьезной схватки. Отступим, пока есть возможность. Калитка в каменной ограде ведет прямо на Шлоссберг, а там такие густые заросли, что мы сможем пробраться незаметно. Через несколько минут мы будем уже на хуторе, где найдем лошадей, на которых доберемся до Бухдорфа. Тех из слуг, которые захотят сопровождать нас, мы возьмем с собой, а остальным бояться нечего: ведь ищут только нас одних.
— Отступать? Бежать? — закричал отец. — И ты смеешь говорить мне о такой постыдной трусости?
— Где десять против одного, там в отступлении нет ничего малодушного. Ты часто водил своих солдат в бой, разве ты не отступил бы перед таким численным превосходством?
— Там был честный бой и честный неприятель, а здесь шайка мятежников! Пусть не говорят, что барон фон Верденфельс отступил перед таким сбродом, бежал от своих крестьян и поденщиков!
— Неужели последние бароны Верденфельсы должны пасть от руки своих поденщиков? Не обманывай себя, отец! От тебя никто не видел милости и снисхождения, и ты ни от кого не увидишь ее; что бы с нами ни случилось, замок все-таки попадет в — их руки.
— Замолчи! — крикнул отец, бешено топая ногами. — Говорю тебе: замок не падет, и я не тронусь с места. Я дам этой шайке заслуженный ею ответ. Попомнят они Верденфельса! Займи пока мое место, я сейчас вернусь.
Он отвернулся от меня и, кликнув егеря, приказал ему следовать за собой. Этот егерь служил когда-то в полку под командой моего отца, последовал за ним в Верденфельс, стал его доверенным лицом и был слепо ему предан, но все считали его беспощадным и бессовестным человеком, способным на всякую подлость. В ту минуту мне некогда было об этом думать, так как я должен был занять место отца и защищать замок.
Тут в доносившихся снаружи шуме и реве вдруг наступила пауза. Нападающие, по-видимому, совещались о плане действий. Через минуту один из слуг сообщил мне, что они собирают хворост с очевидным намерением поджечь ворота замка, до сих пор выдерживавшие все удары. Я поспешил предупредить отца об этой новой опасности. Он заперся с егерем в кабинете, но как раз в ту минуту, когда я подходил к двери, она отворилась, и я услышал последние слова отца:
— Всю ответственность я беру на себя! Думай лишь о том, как незаметно добраться до Шлоссберга, и берегись, чтобы тебя не увидел никто в деревне. Но прежде всего спеши — замок не продержится и часа!