Выбрать главу

— Сто двадцать тысяч восемьсот семьдесят девятый от первой сказки.

— В какой мы стране?

— В Сказочной, госпожа. А если точнее, в Северной Атомике, королевстве вашей матушки.

В голове всплывает:

Эта горошина исполнит любое желание…

— Хочу попасть в сказку…

Нет! Не может быть!

Но та воронка. Нас куда-то затягивало. Испуганные и виноватые глаза Кирилла…

— А где мы находимся сейчас?

— В Башне позора и забвения, моя госпожа, — бормочет женщина. — Но мне велено привезти вас в замок. Король и королева ждут. Внизу экипаж. Нужно собираться и ехать. До замка далековато.

Хотела ответов на вопросы: получи и распишись. Только вот трясёт почему-то от такой правды. И упорно бьётся в голове: нет-нет-нет, это розыгрыш! просто розыгрыш! скоро всё закончится!..

Но понимаю: не закончится. А со здешними родителями мне всё-таки надо увидеться. Только ещё одно, последнее…

— Ты говорила: «пророчество исполнилось». Что за пророчество?

— Когда вы родились, вы были прехорошенькой. А потом, когда вам исполнился годик, королева созвала всех окрестных фей, чтобы они одарили вас. Феи были щедры в тот день. Вам дарили и красоту, и таланты, и мудрость, и процветание. Но на годовщину забыли пригласить тёмную фею. Она явилась сама и была очень-очень зла. Она прокляла вас, и вы стали самой уродливой девочкой из всех, что рождались в Сказочной стране. Добрые феи, как ни старались, не смогли снять проклятие. Но одной из них, вашей крёстной, было видение. Будто на ваш двадцать второй день рождения придёт в королевство зелёная вспышка с неба и в той вспышке сгорит ваше уродство. Так и вышло.

Милая сказочка. Ну а на что я надеялась? На студию Диснея попасть? Настоящие сказки жестоки и бескомпромиссны.

Но не будем усугублять положение.

Встаю, поднимаю женщину — бедняжка все это время стояла на коленях — и пытаюсь улыбнуться:

— Прости меня… — делаю паузу. Она понимает, кивает и подсказывает:

— Гарда, я ваша преданная Гарда… Это значит «Защищающая»… — частит она.

Обнимаю за плечи и говорю уже куда дружелюбнее:

— Прости меня, Гарда. Должно быть, от зелёной вспышки мой разум помутился, и я начала считать себя кем-то другим. Да ещё и многое забыла.

— Это не страшно, госпожа. Я помогу вам все вспомнить. Главное, вы снова хорошенькая. А за красоту вам простят многое.

Это, безусловно, радует. Бонусы нового мира мне будут весьма кстати. Надеюсь, они помогут мне продержаться до той поры, пока я разберусь, что к чему и как вернуться назад.

А пока остался последний, самый больной вопрос:

— Как меня зовут?

— Илона, — говорит Гарда. — Её высочество Илона Атомикская.

Вздыхаю с облегчением: хоть к новому имени привыкать не придётся. Уже хорошо.

— Гарда, ты, кажется, принесла вещи, чтобы я могла привести себя в порядок?

— Так и есть, моя госпожа. Давайте я помогу вам умыться и причешу вас.

С радостью отдаюсь на её милость.

Глава 3. Не хочу быть принцессой!

Кроме вполне понятных мне предметов у Гарды в корзине находятся два бруска. Они похожи на закаменевшее вишнёвое желе. Внутри — пробегают молнии, и каждая — будто разбивает набежавшие тучи. После каждой молнии весь сгусток тёмно-красного тумана, которым наполнены бруски, вспыхивает алым. Завораживающее зрелище. Если смотреть долго и не отрываясь, создаётся впечатление, что ты в эпицентре космического шторма. Ну, так его показывают в фантастических фильмах.

Гарда трогает меня за плечо, наваждение рассеивается.

— Нельзя смотреть на дьявольские головешки, — заботливо ворчит прислужница. — Поговаривают, они могут в ад утащить.

Она кладет «головешки» на пол, параллельно, как рельсы, потом ставит на них медный таз и льёт в него воду.

— Так эти штуки из самого ада? — говорю я, отмечая, как быстро вода начинает парить.

— Да, говорят, Смельчак Томас выхватил их из-под котла, где кипят грешники. Принёс их в наш мир, и теперь мы их в быту пользуем. Очень удобно. Вот, скоро согреется водица. Вымоем ваши волосы, госпожа.

Голову вымыть действительно надо — сальная, колтун колтуном. А ещё лучше остричь «красоту» до нормально длины. Перебираю локоны. Сейчас они не серебряные, как раньше, а мышасто-серые и совсем невзрачные.

— Кто такой Томас?

Гарда отрывается от приготовлений. На столе уже дожидаются дела вполне приличное на вид и к тому же пахучее мыло, различные гребни, флакончики с разноцветными жидкостями, полотенца, заколки.

— Вы, правда, не помните? — в голосе и глазах Гарды — явное сочувствие.

— Зелёная вспышка… — напоминаю я, жалобно улыбаюсь и трогаю голову: мол, не судите строго, память отшибло.

— Бедная девочка, — бормочет Гарда. Обмотав руки полотенцами, поднимает таз с водой и ставит на табурет. — Ведь в детстве вы так любили легенды о Смельчаке. А его поход в ад могли в деталях пересказать… эх… — она горестно вздыхает. — Раздевайтесь, будем мыть вас.

Я скидываю засаленное рубище, бывшее до ныне единственной моей одеждой, переступаю через него и позволяю Гарде вертеть себя, как куклу. Наставница льёт на меня воду. Струи воды приятно щекочут и согревают. Мыло пахнет ночной фиалкой.

— Смельчак Томас, значит… — рассказывает между делом Гарда, — … ваш прапредок. Весь род королей Северной Атомики от его корня пошёл.

— Здорово, — говорю я. Зубы стучат, потому что как только тёплая вода скатывается с тела, становится ясно, насколько холодно в башне. — А почему эти штуки, ну, дьявольские головешки, не прожгли корзину?

Гарда снова грустно улыбается.

— Вы и впрямь всё забыли.

Да уж. Когда не знал да забыл — трудно вспомнить, любит говорить папа. Как долго мне ещё удастся играть забывоху? Даже думать не хочу, что будет, если откроется правда.

Поэтому согласно киваю, подтверждая предположение Гарды.

— Нужно сказать волшебные слова: «Гори» или «Не гори», тогда они греют или гаснут. Вот так это работает.

Отлично, учтём.

Гарда покрывает мне голову приятно пахнущим маслом, расчёсывает, подрезает и заплетает волосы, украшает их заколками и помогает надеть скромное серое платье с буфами на плечах, узкими рукавами и красивой шнуровкой спереди.

Мои подруги-реконструкторши такому бы обзавидовались. Как и чулкам из натуральной грубой шерсти. И мягким башмакам из вощеной кожи.

Чтобы я смогла надеть последние детали туалета, Гарда опускается на колени и крохотным ключиком расстегивает замок цепей. На щиколотке остаётся след.

Гарда подбадривает:

— Наконец вы сможете ступать беззвучно. А то при каждом шаге — звяк-звень.

Я выдавливаю улыбку в ответ на её замечание и жалею ту Илону. Мало, что была уродиной, как говорит Гарда, так ещё сиротой при живых родителях и на цепи.

Однако приступ сентиментальности быстро проходит. Мне вновь хочется веселиться и смеяться, потому что чистая, душистая и прилично одетая чувствую себя куда лучше.

Гарда проделанной работой, похоже, довольна. Осматривает меня, а у самой глаза светятся от гордости и удовольствия.

— Какой же хорошенькой вы стали. Настоящая принцесса! Даже в таком платье. А теперь идёмте, кучер заждался уже.

Она быстро собирает всё обратно в корзину, берёт меня под руку и ведёт к тому месту в стене, где скрыт подъёмный механизм.

Оглядываюсь. Ощущение такое, будто и впрямь провела в этой комнате много лет. Накатывают тоска и страх.

Гарда треплет меня по плечу.

— Да, попрощайтесь, моя госпожа. Больше вы сюда никогда не вернётесь.

Я очень на это надеюсь. Мне не слишком понравилось.

— Не хотите забрать свой тэнк-драм? Вы любили на нём играть.

Вспоминаю, что так она назвала поющую чашу, лежащую на тумбочке возле кровати.

— Да, конечно.

Беру странный предмет, засовываю подмышку. На подобное обращение он отзывается тоненьким возмущённым звоном.