Ну, прости, чашка. Надо же тебя как-то нести.
Гарда нажимает на камень-рычаг, стена ползёт вверх, и мы оказываемся на небольшой круглой площадке, сразу за которой начинается винтовая лестница. Оттуда веет холодом и сыростью. Там темно, хоть выколи глаза, а у нас нет факелов.
Как же мы будем спускаться?
На мой вопрос, озвученный вслух, Гарда отвечает всё теми же дьявольскими головешками. Достаёт одну, бормочет какое-то заклинание, и пространство вокруг наполняет зловещий красный свет. Будто внезапно на землю пала кровавая мгла.
Идти в красноватом, с отблесками молний, сумраке — страшно. А лестнице несть конца. Кажется, её спираль бесконечно ввинчивается в землю. На очередном витке опускаюсь прямо на ступени. Круглый и довольно большой тэнк-драм невозможно мешает. Хочется выбросить его. Честно, я несколько раз порывалась сунуть поющую чашу в корзину Гарды, но всякий раз одёргивала себя: там и так полно всякого добра. А ведь ещё и дьявольскую головешку тащить приходится, освещая мне, принцессе, путь.
Гарда тоже останавливается. При красном освещении её лицо уже не выглядит таким добрым. Словно нарочно подчеркивается и диковатый блеск глаз и кривая усмешка. И даже воркующий мягкий голос сейчас вызывает не успокоение, а тревогу. Будто хищник заговаривает зубы своей жертве.
— Что же вы, моя госпожа, остановились? — с лёгкой укоризной «поёт» Гарда. — Нам нужно идти. Как только сядем, можем вообще не встать. Поднимайтесь, идём.
Но я не могу. Да, у меня всегда была пятёрка по физкультуре. И в колледже — тоже. Перед работой я уделяла по часу йоге, но бесконечные винтовые лестницы всё же серьёзное испытание для городской жительницы.
А если убрать меня и мои навыки, то Гарда торопит девушку, всю жизнь просидевшую на цепи в башне. Интересно, как бы спускалась та Илона?
— Сейчас, — заверю я, — только переведу дух. И ещё, — киваю на чашу, — неудобно тащить.
Гарда ставит корзину, роется в ней, достаёт большое полотенце.
— Почему же вы сразу не сказали, — ласково пеняет она, — уже бы давно облегчили вам ношу.
И довольно ловко сооружает из полотенца что-то типа примитивного слинга. Туда мы, как малыша, укладываем тэнг-драм, я перебрасываю его через плечо, поднимаюсь по стене и сообщаю проводнице, что готова к дальнейшему пути.
Она молча кивает и идёт вперед, заливая лестницу алым маревом.
Ступени, ступени, ступени…
Как наказание.
Как отчаяние.
Как невозможность.
Захочешь, не убежишь. Растеряешь весь энтузиазм на четырёхсотой. А на тысячной — почувствуешь себя дурой и поймёшь, что сидеть в башне было лучше.
Бесконечная лестница — надёжнее любой охраны.
От витков кружится голова. Я останавливаюсь на отдых ещё несколько раз.
И вот, наконец, последняя ступенька, а за ней — площадка, небольшой холл и дверь.
Шаг через порог, и мы на воле.
Звуки леса оглушают меня, солнце слепит. Но я счастлива, я так невероятно счастлива, будто сорвала джек-пот, выиграла гран-при престижного конкурса… Подставляю лицо под душ солнечных лучей, позволяю ветру путаться в волосах, пью воздух…
А потом — смеюсь, смеюсь, смеюсь. И кружусь, раскинув руки.
После кроваво-красного мрака дневной свет — нестерпимо ярок.
Тэнг-драм вторит мне из слинга нежным звоном.
Некоторое время Гарда не трогает меня, позволяя насладиться свободой — долгожданной, выстраданной, наконец обретённой. Но через несколько минут трогает за плечо и говорит:
— Пора ехать, моя госпожа.
Киваю и оглядываюсь: охота рассмотреть место моего затворничества. Моя тюрьма, теперь уже бывшая, похожа на маяк. Высокий, метров двадцать конусообразный «ствол», а наверху — круглая надстройка. Будто палец каменного великана торчит посреди леса. Шпиль-коготь скребёт ярко-голубое небо, а может — грозит ему. Невесёлое зрелище.
Подхватываю край юбки (всё-таки ходить в таком одеянии не очень удобно), и устремляюсь следом за Гардой. Мы спускаемся с пригорка к дороге, и я цепенею. Потому что вид, открывшийся взгляду, невероятен: в возок, похожий на почтовую коробку с окошками, запряжена пара громадных голенастых… кур!
Их гребни, серёжки и лапы — коралловые, тело же покрыто не перьями, а пушистой белой шерстью. И вроде бы птички горды своей работой, они, несмотря на упряжь, задирают головы, тихо квохчут, будто переговариваются, переступают с ноги на ногу. Сбруя поблёскивает позолотой и драгоценными камнями.
Смотрю на них, как заворожённая.
— Королевские упряжные броллы, — комментирует Гарда. — Гордость правителей Атомики. Ещё ваш прапрадед первых приручил и запрягать их начал. Теперь весь дворец увлёкся птицеводством.
Очень похоже. Папа тоже всю жизнь мечтал о птичнике. Смотрел в интернете всевозможные интересные породы домашних птиц. И нас заразил. Мы со Стасом страстно хотели белых павлинов. Даже как-то чуть не купили птенцов!
— А это безопасно? Ну, ездить на них?
Кучер, сидящий на облучке — важный, в красной ливрее — хмыкает, услышав мои слова.
— Кажется, госпожа, вы обидели Домина. Он и его птички — гарантия того, что вы доберётесь в замок целой и невредимой.
Верю им, а что мне ещё остаётся?
Гарда помогает устроиться в возке. Внутри всё оказывается очень даже неплохо: стены обиты тёмно-зелёным бархатом, кругом разложены подушки, а скамья, на которую я опускаюсь, застелена мехом.
Скамья Гарды — напротив моей, немного ниже. Видимо, чтобы склонённая голова прислуги всегда была на уровне глаз хозяев.
Гарда укутывает мои ноги одеялом и снова активирует дьявольские головешки. По возку расползается приятное тепло.
Мягко трогаемся. Возок переваливается из стороны в сторону и тем самым укачивает меня. Мысли в голову лезут разные — нечёткие, сонные.
Как там Кир? Где он? Гарда сказала, что моё появление ознаменовала зелёная вспышка. Значит, Кирилл тоже нарисовался где-то таким же образом. Узнаю про вторую вспышку — пойму, где искать Кира.
Интересно, в какую именно сказку я попала? Длинные волосы и башня в лесу — вроде Рапунцель. Но в тоже время феи и проклятье, как в спящей красавице? Гарда сказала, что мы в Сказочной стране. Наверное, все сказки здесь перемешаны. Это хуже. В знакомом сюжете я смогла бы ориентироваться, а в новом придётся действовать по обстоятельствам.
Неумолимо клонит в сон. Гарда уже скрючилась на скамейке и бодро похрапывает. А ведь я собиралась подоставать её вопросами. Ну, ничего, пусть спит. Надеюсь, у нас ещё будет время пообщаться.
Как же там родители? Места, должно быть, себе не находят, бедные.
Что стало с уродливой принцессой, на месте которой я оказалась?
Все эти мысли теснятся в голове, настойчиво пробиваются сквозь пелену сна…
А ведь я никогда не сплю в автобусах и поездах. Жалко спать, когда за окном мелькает столько интересного. Вдруг что-то пропущу? Ну и что, что сто раз видела. Ведь каждый следующий взгляд — как первый.
Высовываюсь в окно и теперь.
Лес сказочный. Его будто скопировали из мультиков Диснея. Деревья-исполины метут сочными, ярко-зелёными кронами лазурное небо. Будто хотят вычистить его до невозможности и сделать ещё более голубым. По веткам порхают птицы, наполняющие окрестности гомоном и щебетом. Мелькают пушистые хвостики белок. Трава расстилается густым ковром, по которому тут и там разбросаны цветы. Над цветастыми лепестками порхают пёстрые бабочки.
Глядя на это великолепие, охотно верится в фей, дриад и прочих сказочных существ.
Может, всё не так уж и плохо?
В конце концов, ничего дурного со мной ещё не случилось. Горошина лишь выполнила моё желание — перенесла в сказку.
И совсем скоро я увижу родителей. Вон уже и дорога с просёлочной сменилась на мощённую. От прыжков и толчков возка просыпается Гарда, потягивается, зевает, улыбается мне.
— Совсем скоро будем на месте, — радостно говорит она и треплет меня по коленке.
Я веселья не разделяю: слишком взволнована предстоящей встречей с родителями.