Какие они? Похожи на моих внешне? Как примут меня?
Гарда высовывается в окно и кричит кучеру:
— Домин, забыл что ли?! Сворачивай к Тыльному двору!
Кучер что-то бурчит в ответ. Экипаж разворачивается.
— Что значит «тыльный двор»? — меня колет неприятная догадка.
— Ну, тот, что сзади дворца… где чёрный ход… — поясняет Гарда. Она сама заметно нервничает. И я чувствую за всем происходящим подвох. Поэтому вывожу на прямой разговор:
— А разве я не принцесса, которая возвращается домой после долгого заточения? Разве у входа меня не должны встречать с фанфарами?
Гарда елозит, кусает губы, теребит косу.
— Всё так, моя госпожа, да есть одна беда… — говорит она наконец. И таким жалостливым тоном, словно просит: не спрашивай больше!
Но я неумолима:
— Что за беда?
Гарда обречённо выдыхает:
— Женихи.
Опускает глаза, отодвигается подальше, будто боится, что ударю.
— Какие ещё женихи?
— Ваши, моя госпожа. Со всех краёв. Я же говорила: брат ваш сбежал, а матушке надо отношения с соседями поддерживать.
— То есть меня используют, как разменную монету? В качестве платы за мир и благополучие чужих мне людей?
— Это ваш народ! — строго заявляет Гарда. — И такова участь всех принцесс. Их рожают и растят для брачных уз во благо королевства.
Да уж, попала из одного переплёта в другой. Только свободу обрела, как у меня уже намерены её отобрать.
Ну, уж нет. Так не пойдёт. За свою свободу я поборюсь.
И, кажется, я совсем не хочу быть принцессой.
Глава 4. Семейные ценности
Выказывать своё недовольство Гарде — не стоит труда. Она человек подневольный. Возмущаться буду, когда останусь наедине с теми, кто решил всё за меня — моими «сказочными» родителями.
Домин выполняет распоряжение чётко и безукоризненно. Даже я, никогда не видевшая настоящих королевских дворцов, понимаю: мы на заднем дворе.
Мимо снуёт прислуга: у кого-то под мышкой гусь, кто-то тащит корзину с бельём, другой толкает тележку с углём. Одним словом, кипит совсем непраздная и недворцовая жизнь. По усталым озабоченным лицам заметно: этим людям совсем не до бесед за дорогим вином у каминов.
Гарда помогает мне выбраться из возка, и, ступив на брусчатку двора, я тут же оказываюсь в самом центре закулисной суеты.
А ещё — закрываю нос рукой: ароматы царят неблагородные.
Гарда ведёт меня через служебные помещения. Здесь у всех забот полон рот и никто не обращает внимания на девушку в скромном сером платье.
Я же напротив — рассматриваю всё с нескрываемым любопытством, стараясь запомнить каждую деталь.
И чувствую, как в душе зреет протест и недовольством положением дел. Я знаю, что такое тяжёлый физический труд — мы не всегда жили в городе и не всегда были достаточно обеспечены. Случались и тяжёлые времена, когда выживать удавалось только благодаря огороду и натуральному хозяйству.
Но одно дело, когда ты трудишься для себя и своих близких. Совсем другое — «вкалывать на дядю», как любит поговаривать мой отец. И уж совсем уныло, если ты лишён выбора «не вкалывать». Лишён возможности изменить свою жизнь и свой статус. Твоё место, место твоих детей, твоих внуков — строго определено. Ты — на кухне: жаришь, паришь, варишь. Ты — на скотном дворе и в птичнике. Ты — гнёшь спину в прачечной. И никакого просвета, никакой надежды, никакого продвижения по карьерной лестнице, наконец!
Это пугает и возмущает.
Стоит принять титул принцессы лишь для того, чтобы устроить здесь маленькую победоносную революцию.
Но… сначала не мешает понять, что тут к чему.
Да и посмотреть вокруг стоит, когда ещё такое увижу! Ведь подсобки всех видов закончились, и на смену им пришли анфилады нарядных залов — один краше другого. Тут в каждом можно задержаться подолгу, как в музее, рассматривая лепнину, фрески, гобелены, статуи, цветочные вазы, драгоценную мебель, любуясь мрамором, позолотой, глазурью…
Но задержаться мне нигде не дают.
Гарда упрямо тащит вперёд и вперёд, бормоча:
— Идёмте-идёмте, тут за всю жизнь всех красот не пересмотришь.
Наконец, мы оказываемся возле массивной двери, перед которой застыли два рыцаря с алебардами крест-накрест.
Глядя на рыцарей, кажется, что их так и выковали. Будто они — механизмы. И чтобы войти внутрь, нужно ввести на какой-нибудь секретной панели не менее секретный пароль. А ещё лучше — биометрические данные: отпечатки пальцев, скан сетчатки глаза.
Но у Гарды есть особый ключ, открывающий двери в королевских дворцах:
— Принцесса Илона! К Их Величествам!
Рыцари, грохоча и лязгая доспехами, расступаются и разнимают алебарды. Ни один мускул при этом не вздрагивает на суровых лицах бравых стражников. Они так и продолжают смотреть прямо перед собой через приоткрытые забрала.
Дверь тоже открывается, как по волшебству. Лишь потом я замечаю целую вереницу слуг — мужчины в зелёных с серебром ливреях, женщины — в красных с золотом платьях. Словно кто-то просыпал на мраморный пол низку изумрудов и рубинов.
В конце вереницы — толстоватый лысоватый мужчина, в наряде которого сочетаются серебро и золото, красный и зелёный. В руках у него развёрнутый свиток.
— Марсель, придворный церемониймейстер, — шепчет мне на ухо Гарда. — Сейчас он объявит вас, и вы пойдёте. Мне дальше нельзя.
Нервно сглатываю — столько правил! Как же мне разобраться в них без верной Гарды? Ладно, пока мы вместе, проясним кое-что.
— Почему слуги так одеты — в зелёное и красное?
— Цвета короля и королевы.
— У них есть личные цвета?
— Разумеется! У всех правящих особ есть личные цвета. У короля — зелень и серебро, и королевы — пурпур и золото.
— А какие цвета у меня?
— Родители скажут вам. Но если у вас нет своих цветов, вы всегда сможете принять цвета мужа.
О нет! Навязанного мне мужа я точно не приму. Не с цветами, не без цветов.
Церемониймейстер зачитывает хорошо поставленным дикторским голосом:
— Её Высочество принцесса Илона, единственная законная наследница трона и короны Северной Атомики.
Гарда слегка подталкивает меня в спину и стягивает с моего плеча слинг с тэнг-драмом:
— Вперёд! Ну же! А это, — она приподнимает завёрнутый в полотенце музыкальный инструмент, — я пришлю в вашу комнату.
В её полных любви глазах дрожат слёзы, но при этом светится невероятная гордость за воспитанницу. Я едва сдерживаю порыв обнять верную прислужницу. Но все смотрят на меня и ждут.
И я, проглотив слёзы, шальная от волнения, делаю шаг навстречу своей новой судьбе.
Иду прямо, стараюсь не оглядываться.
Краем глаза замечаю, как склоняются мужчины, как приседают в реверансах женщины.
До слуха доносится: «Ваше Высочество», «Рады видеть вас снова», «Какая красавица»!
Я почти бегу, подхватив длинную юбку.
Все эти церемонии пугают, выбивают из колеи. От переживаний пульс стучит в висках.
И вот уже конец длинного ряда слуг. Последняя пара — мужчина с одной стороны и женщина — с другой — берутся за руки, и передо мной будто закрывается турникет, вынуждая остановиться.
Я оглядываюсь по сторонам и понимаю, насколько роскошно помещение, в котором я оказалась. По сути, это огромная, почти пустая зала. Стены обиты шёлком, пол покрыт мраморной плиткой, на потолке лепнина и идиллические фрески. Хрустальная люстра, как в каком-нибудь Большом театре, свешивается с потолка и сияет сотнями свечей.
В центре зала — небольшой круглый подиум. Здесь, кажется, собрана вся мебель — стулья, диванчики, кресла, чайный столик. Всё — белоснежное, с фигурными ножками и спинками, тронуто золотой патиной и обтянуто парчой. К подиуму ведут три ступеньки, на каждой из которых — слуги в высоких белых париках, они одеты в серебряные и золотые ливреи, короткие штаны и белые чулки, на ногах — башмаки с пряжками. Одни держат перекинутую через руку салфетку. Другие — подносы с чайными приборами. Третьи — золотые ушастые тазы. Для омовения рук, догадываюсь я.