Выбрать главу

Какие они? Похожи на моих внешне? Как примут меня?

Гарда высовывается в окно и кричит кучеру:

— Домин, забыл что ли?! Сворачивай к Тыльному двору!

Кучер что-то бурчит в ответ. Экипаж разворачивается.

— Что значит «тыльный двор»? — меня колет неприятная догадка.

— Ну, тот, что сзади дворца… где чёрный ход… — поясняет Гарда. Она сама заметно нервничает. И я чувствую за всем происходящим подвох. Поэтому вывожу на прямой разговор:

— А разве я не принцесса, которая возвращается домой после долгого заточения? Разве у входа меня не должны встречать с фанфарами?

Гарда елозит, кусает губы, теребит косу.

— Всё так, моя госпожа, да есть одна беда… — говорит она наконец. И таким жалостливым тоном, словно просит: не спрашивай больше!

Но я неумолима:

— Что за беда?

Гарда обречённо выдыхает:

— Женихи.

Опускает глаза, отодвигается подальше, будто боится, что ударю.

— Какие ещё женихи?

— Ваши, моя госпожа. Со всех краёв. Я же говорила: брат ваш сбежал, а матушке надо отношения с соседями поддерживать.

— То есть меня используют, как разменную монету? В качестве платы за мир и благополучие чужих мне людей?

— Это ваш народ! — строго заявляет Гарда. — И такова участь всех принцесс. Их рожают и растят для брачных уз во благо королевства.

Да уж, попала из одного переплёта в другой. Только свободу обрела, как у меня уже намерены её отобрать.

Ну, уж нет. Так не пойдёт. За свою свободу я поборюсь.

И, кажется, я совсем не хочу быть принцессой.

Глава 4. Семейные ценности

Выказывать своё недовольство Гарде — не стоит труда. Она человек подневольный. Возмущаться буду, когда останусь наедине с теми, кто решил всё за меня — моими «сказочными» родителями.

Домин выполняет распоряжение чётко и безукоризненно. Даже я, никогда не видевшая настоящих королевских дворцов, понимаю: мы на заднем дворе.

Мимо снуёт прислуга: у кого-то под мышкой гусь, кто-то тащит корзину с бельём, другой толкает тележку с углём. Одним словом, кипит совсем непраздная и недворцовая жизнь. По усталым озабоченным лицам заметно: этим людям совсем не до бесед за дорогим вином у каминов.

Гарда помогает мне выбраться из возка, и, ступив на брусчатку двора, я тут же оказываюсь в самом центре закулисной суеты.

А ещё — закрываю нос рукой: ароматы царят неблагородные.

Гарда ведёт меня через служебные помещения. Здесь у всех забот полон рот и никто не обращает внимания на девушку в скромном сером платье.

Я же напротив — рассматриваю всё с нескрываемым любопытством, стараясь запомнить каждую деталь.

И чувствую, как в душе зреет протест и недовольством положением дел. Я знаю, что такое тяжёлый физический труд — мы не всегда жили в городе и не всегда были достаточно обеспечены. Случались и тяжёлые времена, когда выживать удавалось только благодаря огороду и натуральному хозяйству.

Но одно дело, когда ты трудишься для себя и своих близких. Совсем другое — «вкалывать на дядю», как любит поговаривать мой отец. И уж совсем уныло, если ты лишён выбора «не вкалывать». Лишён возможности изменить свою жизнь и свой статус. Твоё место, место твоих детей, твоих внуков — строго определено. Ты — на кухне: жаришь, паришь, варишь. Ты — на скотном дворе и в птичнике. Ты — гнёшь спину в прачечной. И никакого просвета, никакой надежды, никакого продвижения по карьерной лестнице, наконец!

Это пугает и возмущает.

Стоит принять титул принцессы лишь для того, чтобы устроить здесь маленькую победоносную революцию.

Но… сначала не мешает понять, что тут к чему.

Да и посмотреть вокруг стоит, когда ещё такое увижу! Ведь подсобки всех видов закончились, и на смену им пришли анфилады нарядных залов — один краше другого. Тут в каждом можно задержаться подолгу, как в музее, рассматривая лепнину, фрески, гобелены, статуи, цветочные вазы, драгоценную мебель, любуясь мрамором, позолотой, глазурью…

Но задержаться мне нигде не дают.

Гарда упрямо тащит вперёд и вперёд, бормоча:

— Идёмте-идёмте, тут за всю жизнь всех красот не пересмотришь.

Наконец, мы оказываемся возле массивной двери, перед которой застыли два рыцаря с алебардами крест-накрест.

Глядя на рыцарей, кажется, что их так и выковали. Будто они — механизмы. И чтобы войти внутрь, нужно ввести на какой-нибудь секретной панели не менее секретный пароль. А ещё лучше — биометрические данные: отпечатки пальцев, скан сетчатки глаза.

Но у Гарды есть особый ключ, открывающий двери в королевских дворцах:

— Принцесса Илона! К Их Величествам!

Рыцари, грохоча и лязгая доспехами, расступаются и разнимают алебарды. Ни один мускул при этом не вздрагивает на суровых лицах бравых стражников. Они так и продолжают смотреть прямо перед собой через приоткрытые забрала.

Дверь тоже открывается, как по волшебству. Лишь потом я замечаю целую вереницу слуг — мужчины в зелёных с серебром ливреях, женщины — в красных с золотом платьях. Словно кто-то просыпал на мраморный пол низку изумрудов и рубинов.

В конце вереницы — толстоватый лысоватый мужчина, в наряде которого сочетаются серебро и золото, красный и зелёный. В руках у него развёрнутый свиток.

— Марсель, придворный церемониймейстер, — шепчет мне на ухо Гарда. — Сейчас он объявит вас, и вы пойдёте. Мне дальше нельзя.

Нервно сглатываю — столько правил! Как же мне разобраться в них без верной Гарды? Ладно, пока мы вместе, проясним кое-что.

— Почему слуги так одеты — в зелёное и красное?

— Цвета короля и королевы.

— У них есть личные цвета?

— Разумеется! У всех правящих особ есть личные цвета. У короля — зелень и серебро, и королевы — пурпур и золото.

— А какие цвета у меня?

— Родители скажут вам. Но если у вас нет своих цветов, вы всегда сможете принять цвета мужа.

О нет! Навязанного мне мужа я точно не приму. Не с цветами, не без цветов.

Церемониймейстер зачитывает хорошо поставленным дикторским голосом:

— Её Высочество принцесса Илона, единственная законная наследница трона и короны Северной Атомики.

Гарда слегка подталкивает меня в спину и стягивает с моего плеча слинг с тэнг-драмом:

— Вперёд! Ну же! А это, — она приподнимает завёрнутый в полотенце музыкальный инструмент, — я пришлю в вашу комнату.

В её полных любви глазах дрожат слёзы, но при этом светится невероятная гордость за воспитанницу. Я едва сдерживаю порыв обнять верную прислужницу. Но все смотрят на меня и ждут.

И я, проглотив слёзы, шальная от волнения, делаю шаг навстречу своей новой судьбе.

Иду прямо, стараюсь не оглядываться.

Краем глаза замечаю, как склоняются мужчины, как приседают в реверансах женщины.

До слуха доносится: «Ваше Высочество», «Рады видеть вас снова», «Какая красавица»!

Я почти бегу, подхватив длинную юбку.

Все эти церемонии пугают, выбивают из колеи. От переживаний пульс стучит в висках.

И вот уже конец длинного ряда слуг. Последняя пара — мужчина с одной стороны и женщина — с другой — берутся за руки, и передо мной будто закрывается турникет, вынуждая остановиться.

Я оглядываюсь по сторонам и понимаю, насколько роскошно помещение, в котором я оказалась. По сути, это огромная, почти пустая зала. Стены обиты шёлком, пол покрыт мраморной плиткой, на потолке лепнина и идиллические фрески. Хрустальная люстра, как в каком-нибудь Большом театре, свешивается с потолка и сияет сотнями свечей.

В центре зала — небольшой круглый подиум. Здесь, кажется, собрана вся мебель — стулья, диванчики, кресла, чайный столик. Всё — белоснежное, с фигурными ножками и спинками, тронуто золотой патиной и обтянуто парчой. К подиуму ведут три ступеньки, на каждой из которых — слуги в высоких белых париках, они одеты в серебряные и золотые ливреи, короткие штаны и белые чулки, на ногах — башмаки с пряжками. Одни держат перекинутую через руку салфетку. Другие — подносы с чайными приборами. Третьи — золотые ушастые тазы. Для омовения рук, догадываюсь я.