Такое Варваре Петровне и в голову взойти не могло! И поэтому в тот дождливый петербургский денек, когда она ждала к обеду Ивана, а сын не появился, открыто предпочтя общество заезжей певички (а живет-то эта певичка в каком-то трактире и, говорят, скряга несусветная) обществу матери, которую всегда так любил, уважал, почитал, Варвара Петровна еще пыталась быть справедливой и, подавляя в себе ревность, восклицала:
– А хорошо проклятая цыганка поет!
Она как бы оправдывала сына, который так откровенно потерял вдруг голову, а про себя не переставала презрительно повторять: «Вот уж полюбится сатана пуще ясна сокола... Ну что он в ней нашел?!»
Именно этот вопрос будет задавать себе каждый , увидевший певицу Полину Виардо и знающий о неугасимой любви, которую питает к ней Иван Тургенев. Этот вопрос задаст себе и каждый, кто посмотрит на ее портрет. Впрочем, ни один портрет никогда не дает истинного представления о красоте женщины, потому что подлинная красота заключена не в классике черт, а в их гармонии, чаще вообще в выражении лица. Это выражение и есть очарование, которое составляет суть красоты. Тот самый огонь, мерцающий в сосуде! Поймать игру того огня, а главное – запечатлеть его на полотне почти невозможно. Более или менее передает колдовскую игру ее черных глаз портрет Неффа, где Полина изображена двадцатидвухлетней. Она уже была знаменита в это время, она уже знала себе цену... она уже привыкла к тому впечатлению, которое производит ее голос... голос сирены. А между прочим, сирены, девы-птицы, были тоже неприглядны, если не сказать больше – страшны, однако их чарам, магии их пения никто не мог противиться.
В 1843 году, когда в Петербурге устроили Итальянскую оперу и на роль примы пригласили молодую певицу Полину Виардо, не то француженку, не то испанку, не то и впрямь цыганку, знаменитый французский поэт Теофиль Готье еще не написал своего стихотворения «Кармен». Однако полное впечатление, что портрет Кармен списан им с Полины:
В самом деле – очень похоже! В жилах Полины ведь и правда текла цыганская кровь.
Отец ее, Мануэль Гарсиа, родился в цыганском квартале Севильи, однако голос у этого цыгана был такой, что от его песен сходила с ума вся Испания. Он имел ангажемент в Париже, и сам Россини говорил с молитвенным выражением, слушая Мануэля: «Наконец-то я нашел своего певца!» Его таланту поклонялись все, кто его слышал. И не случайно крестной матерью Полины стала русская княгиня Прасковья Голицына – одна из поклонниц Мануэля, давшая его дочери свое имя.
Жена Мануэля Гарсиа, Хоакина Сичес, была актрисой. Обе их дочери и сын унаследовали и драматический талант матери, и голос отца. С самого детства они гастролировали семейной труппой, имея немалый успех: особенно в Южной Америке, где Гарсиа нажил целое состояние. В Америке же старшая дочь вышла за богача Малибрана – и со временем прославила эту фамилию своим чудесным голосом.
Если голос Полины и не был от рождения столь великолепен и эффектен, как у старшей сестры, то она сделала его таким, а потом и превзошла сестру – с помощью неустанного, упорного труда, за который ей дали прозвище Муравей. Впрочем, сначала она хотела быть не певицей, а пианисткой, и в этом ее поддерживал не кто иной, как Ференц Лист, бывший ее педагогом. Однако чем дальше шло время, тем яснее становилась истина: Полина Гарсиа рождена, чтобы петь. Ее уже называли «второй Малибран», а потом, после внезапной смерти сестры, она стала первой и единственной. Она дебютировала в Париже и Брюсселе, потом отправилась с гастролями по Германии. Затем она вышла на сцену Театра Королевы в Лондоне в партии Дездемоны – и настоящий триумф.
Восприятие Полины Гарсиа обычными людьми было таким: уродливая красота или чарующее уродство. Но голос, ах этот голос!..
В Лондоне ее услышал один из директоров Итальянской оперы в Париже – Луи Виардо. То есть он знал Полину и раньше, потому что был поклонником и другом ее сестры, роскошной, сверкающей Малибран, но в ту пору младшая из «девочек Гарсиа» не впечатляла его. И вот тут-то он понял, что перед ним воистину – алмаз не ограненный, не отшлифованный... и задумался: а почему бы ему, Луи Виардо, не сделать бриллиант из этого алмаза?
Что характерно, не он один мечтал об этом. Охотников за этим алмазом было немало! В числе их оказался, между прочим, знаменитый писатель Альфред де Мюссе. Однако в это время Полина познакомилась с не менее знаменитой Жорж Санд... Эта столь же обворожительная, сколь и циничная дама не поскупилась, расписывая достоинства и недостатки своего бывшего любовника и делая упор, разумеется, на последних. Она уверяла, что справиться с этим инфантильным эгоистом и распутником сможет только женщина опытная, а вовсе не юная и неопытная девушка вроде Полины, для которой важнее всего собственное искусство и которая не может, не имеет права им пожертвовать. Она только сердце себе разобьет да руки обломает понапрасну, а де Мюссе все равно не удержит, ибо скользок он, словно угорь, не поймать его никакой женщине... Скорее всего, мадам Дюдеван [3] не могла перенести мысль, что ее любовник, пусть и бывший, окажется мужем другой женщины. А впрочем, она была однозначно права вот в чем: Полина не имела права жертвовать своей артистической карьерой, она принадлежала прежде всего искусству, а значит, ей был нужен супруг не поработитель и мучитель, а верный и надежный друг. Желательно, конечно, красивый, эффектный и также принадлежащий к блестящему артистическому миру. По мнению свахи Авроры-Жорж, на роль мужа новой звезды идеально подходил Луи Виардо.
Полина в то время всецело находилась под влиянием старшей и куда более опытной подруги, которая открыла ей больше тайн в отношениях мужчин и женщин, чем начинающая певица могла бы подсмотреть за кулисами Итальянской оперы... а также Французской и Английской. Девушка послушалась, отдала свою руку Луи Виардо – и, между прочим, никогда не пожалела об этом, хотя с годами даже Жорж Санд признала, что супруг блистательной Полины «печален, как ночной колпак».
С другой стороны, сделаешься тут печален, исполняя прихоти этой легкокрылой бабочки... столь же бессердечной, как всякое насекомое, и пытаясь упорядочить ее нелепую жизнь! Луи Виардо навсегда остался другом и покровителем жены, понимая и прощая ее даже в самые эпатажные моменты жизни, а Полина никогда не забывала, что если в других странах (например, в России) Луи – муж великой певицы, то для французов мадам Виардо – всего только жена мсье Виардо, то есть существо изначально второстепенное...
Кстати, если Жорж и Полина рассчитывали, что пост одного из директоров Grand Ope?ra откроет юной мадам Виардо путь на сцену Большой Оперы, то они ошиблись. В знаменитом театре началось яростное противодействие явлению новой звезды, которая обещала походя заткнуть за пояс всех примадонн вместе и каждую по отдельности. Луи подал в отставку, но и это не помогло. И именно в это нелегкое время пришло приглашение от тенора Рубини, который формировал состав Итальянской оперы в Петербурге.