Проклятая деревня
И без того бледная кожа старика в одно мгновение сделалась словно мел. Она стала напоминать первосортный, чуть розовый бархат, какой можно встретить в витрине дорогого ювелирного магазина. На этом бархате красовались крупные кровавые рубины. Они словно живые сбегали с бледной кожи, оставляя тонкую полоску на щеке, затем падали на пол, где разбиваясь в дребезги превратились в небольшую лужицу. Некоторое время старик лежал, словно добропорядочный мертвец, без звука и движений, только слегка пачкал пол, потому как из раны на лбу упрямо продолжала сочиться кровь.
Неожиданно на какой-то короткий миг он пришел в себя, приподнялся на локте, протянул правую руку то ли в предостерегающем, то ли в угрожающем жесте и прохрипел:
- Берегитесь...
Танцор казалось, не был ни удивлен, ни испуган. Словно подобное с ним происходит ежедневно - покойники поднимаются и начинают угрожать. Он со злобой обернулся, в руках все еще сжимая "фомку". Именно этим куском железа он ударил старика по голове. Танцор тупо смотрел на ребристый край своего орудия, с интересом разглядывая еще не свернувшуюся кровь и кусочки плоти да прилипшие седые волоски, силясь понять по какой это причине его жертва до сих пор оставалась живой. Он надеялся, что убьет старика одним ударом, но по какой-то нелепой случайности удар получился недостаточно сильный или у этого дедушки просто череп бронебойный, словно у барана круторогого. Танцор быстро вышел из оцепенения и резко рванулся с места, спеша исправить свою ошибку. Но едва он сделал шаг вперед, как из-за его спины вынырнул напарник Сашка и завершил начатое. Ударом ноги по голове он опрокинул старика на пол. Тот больше не шевельнулся. Кровь перестала сочиться из раны. Сашка истерически хохотнул:
- Танцор, мне кажется, он хотел тебя припугнуть.
- Не знаю, что он хотел, но добился этого.
Танцор склонился над стариком и сцепив зубы, с силой несколько раз ударил того в грудь, все той же монтировкой. Внутри старика что-то хрустнуло, а из его горла вырвался звук, отдаленно напоминающий стон. На какое-то мгновение в доме повисла зловещая тишина. Сашка и Танцор смотрели на покойника словно завороженные, словно ожидали, что он вот-вот опять поднимется и ... что тогда?
- Слушай, первым пришел в себя Сашка, Плужок говорил, что старик начинает прием очень рано. В часа четыре появляются первые посетители. Надо спешить.
Действительно крепкий "жлобковатый" паренек, что "сел на иглу" совсем недавно и был родом из этого степного поселка, рассказывал, что дедушка этот, целитель хреновый, встает еще затемно, а люди у его калитки начинают толпиться и того раньше. Так что времени на обыск у них осталось не более двух часов. И то, лучше всего будет, уходить огородами, а там дальше двигаться к трассе вдоль оврага. Так надежнее, имеется шанс никого не встретить.
Сашка и Танцор уверенно принялись за дело. Это было не первое ограбление, в котором они участвовали, и не первый покойник на их счету. Так, что ни о каком покаянии и душевных муках не могло быть и речи. Да и в чем может каяться человек, который пятый год "в системе", и на собственной шкуре испытал, все прелести "ломки" и "трухалова". Такие эфемерные понятия как угрызения совести просто-напросто перестают существовать, они, словно растворяются в ежедневных, ежеминутных потребностях, которые поглощают всю человеческую суть. И создается впечатление, что они, эти потребности существуют самостоятельно, человек становиться просто ничтожной телесной оболочкой для этих потребностей, что-то вроде футляра. Ты живешь для того чтобы колоться и колешься для того чтобы жить - все просто. И жизнь делиться на два отрезка: кайф и погоня за кайфом. Остальное все наносное, мишура, психологическая косметика. Хотя, если копнуть глубже, то и весь мир живет по этой схеме. Только кайф у всех разный: одним нравиться секс, другим буйные попойки, кто-то балдеет от спорта (сейчас это модно), кто-то готов днями и ночами чавкать желательно что-то вкусненькое, есть додики что сутками пускают слюни перед компьютером, кто-то еще плещется в океане удовольствий ища свою волну. А вот Сашка и Танцор определились вполне конкретно. Они давно запрыгнули на свой серфинг и теперь несутся вперед, презирая всех остальных.
С угрюмыми лицами парни методично, сантиметр за сантиметром обыскивали жилище старика, стараясь при этом не шуметь. Не стоит раньше времени привлекать внимание соседей.
В доме у знахаря был идеальный порядок. Сразу видно, старик имел деньги и мог позволить себе домработницу. Не сам же он так чисто прибирается. Теперь дело за малым, найти эти деньги.
В доме, где чистота и "работать" приятно, ко всему прочему заранее знаешь, примерно конечно, где что лежит. Ну, это у городских. А где интересно, прячут свои денежки сельские богатеи? Ничего скоро все узнаем. Роясь в посудном шкафу, Танцор вдруг непонятно чего испугался. Ему вдруг послышался какой-то подозрительный звук идущий неизвестно откуда. Он замер. Сашка заметил это боковым зрением, и пристально посмотрел на своего "подельника" затем спросил полушепотом:
- Ты чего?
Танцор еле заметно вздрогнул и ответил.
- Да нет, ничего.
Но затем добавил в пол голоса.
- Ты ничего не слышал?
- Нет. Ничего. А что?
- Да так ничего, показалось.
Затем он продолжил поиск и вскоре радостно присвистнул.
- Братан, у меня клюет. А у тебя?
Сашка подошел к товарищу и увидел, как тот извлекает из небольшого керамического чайника сверток перетянутый резинкой. Сто девяносто две гривны. Неплохое начало. По всей видимости, это тайник для повседневных расходов. Что-то типа кошелька. Но должен быть еще минимум один, где прячутся основные сбережения. Замороженные вклады и саморазрушающиеся "пирамиды" надолго отбили охоту у сельских жителей хранить деньги где-нибудь кроме собственных домов. Грабители это хорошо знали. Дальнейшие поиски они продолжили с утроенной энергией.
Сашка остановился у большого фикуса. В принципе под огромным горшком место надежное. Но сам старик не то, что поднять, оторвать от земли этот горшок не сможет. Звать же помощников, для того чтобы спрятать деньги.... Лучше уж выкинуть их на улицу. А старик, по всей видимости, не из тех, кто сорит деньгами. Правильнее будет сказать, был не из тех, и сорить ему больше ни чем не придется, даже рваной бумагой. Сашка покосился на мертвого знахаря. Старик лежал лицом вверх, с открытыми глазами и ртом, в уголках которого запеклась кровь. В какой-то миг Сашке показалась, что старик зашелся в немом крике, призывая себе на помощь неведомых богов. Жуткое зрелище. Надо бы накрыть его чем-то. Он уже начал искать глазами подходящий кусок материи или предмет туалета.