5. Религиозный характер войн
Эти жертвоприношения пленников нельзя отделить от условий, которые делали их возможными: от войн и от смертельного риска. Мексиканские индейцы проливали кровь лишь тогда, когда сами рисковали жизнью.
Они осознавали взаимосвязь между войной и жертвоприношением. Как только повивальная бабка перерезала пуповину новорожденного, она говорила ему:
"Я перерезаю твою пуповину посреди тела твоего. Так. знай же и понимай, что дом, где ты рожден, - не твое жилище.(...) Это колыбель твоя, место, где ты преклоняешь голову.(...) Твоя подлинная родина - не здесь; ты обетован другим местам. Ты принадлежишь чистому полю, где завязываются бои; для них-то ты и послан; ремесло твое и наука твоя - война; обязанность твоя - напоить солнце кровыо врагов твоих и снабдить Землю телами противников твоих, дабы она пожрала их. Что же касается отечества твоего, наследства твоего и блаженства твоего, то ты обретешь их на небесах во дворце у солнца.^..) Счастливой участью будет для тебя закончить достойно жизнь на поле брани, обретя там цветущую смерть. То, что я сейчас отрезаю от тела твоего и из середины живота твоего, - собственность, причитающаяся Тлалътекулътли, как зовут Землю и солнце. Когда же закипит война и соберутся воины, мы доверим эту пуповину отважным бойцам, чтобы они принесли ее в жертву отцу твоему и матери твоей, солнцу и Земле. Они предадут твою пуповину Земле посреди поля, где развертываются военные действия: это будет доказательством того, что ты пожертвован и обетован Земле и солнцу; это будет исполнением обетования твоего предаться военному ремеслу. Имя твое будет начертано на полях битвы, чтобы его никогда не забывали, как и тебя самого. Это драгоценное подношение, собранное с тела твоего, подобно подношению шипов агавы, тростников для воскурений и ветвей акскойятля. Этим подношением подтвердится обет твой и жертва твоя (...)",[22]
Тот, кто приводил пленного, участвовал в священной игре не меньше, чем жрец. Первая чаша истекшей из раны жертвенной крови предлагалась жрецами солнцу. Вторую чашу собирал жертвователь. Он представал перед изображениями богов и смачивал их губы горячей кровыо. Тело принесенного в жертву причиталось ему: он уносил его с собой и сохранял его голову, остальное же съедалось на пиру, приготовленное без соли и без перца; - съедалось гостями, а не жертвователем, который считал жертву сыном: двойником самого себя. Во время танца, которым завершалось празднество, этот воин держал голову принесенного в жертву в руках.
Если же воин погибал сам вместо того, чтобы вернугься победителем, то его смерть на поле боя имела тот же смысл, что и ритуальное принесение в жертву его пленника: она в равной степени насыщала жадных до пищи богов.