- Не так давно позволил себе вздремнуть.
- Когда так выматываешься, за час не отдохнуть.
- Да, но все равно прости.
- Шанс есть, - упрямо повторила мисс Эйкерс. - Ты волен думать по-своему, но у меня брат водитель, и он считает, что по Дороге проехать можно.
- В оба конца? И успеть? Не верю! Для этого понадобились бы нечеловеческое везение и самые лучшие водители. И потом, мы даже не знаем наверняка, есть ли там до сих нор вакцина. Думаю, загвоздка в этом.
- Возможно.
Соумз с досадой хлопнул блокнотом по бедру.
- Что толку во всех наших домыслах? Эту девочку можно было бы спасти. Легко. Дайте мне Хавкина - и я примусь за лечение. А нет - остается одно: подсчитывать умерших.
- Я знаю. И все-таки вакцину привезут!
- Дай-то бог.
Он задержался посчитать пульс:
- О’кей.
Врач и сестра вышли в коридор. Мисс Эйкерс коснулась плеча доктора.
- Не мучай себя понапрасну, - сказала она.
- Это от бессилия. Винить некого, но и сделать ничего нельзя.
- В сто тридцать шестой палате - пусто, - обронила она.
Соумз на мгновение замер, потом кивнул.
Палата и впрямь пустовала, но, пока они лежали там, Соумз думал о Дороге, о том, как она расправляется с путниками. Однако вслух он ни слова не сказал.
- Скоро, - прошептала Карен, - скоро. Не расстраивайся так.
Генри погладил ее руку.
- Помнишь Три Дня? - спросил он.
- Нет.
- А я помню. Люди высадились на Луне, на Марсе и на Титане. Мы покоряли космос. И тратили время впустую. У нас была ООН. И что же? Три злосчастных дня - вот что, и все полетело к дьяволу. Я был здесь, когда упали ракеты, Карен. Я был здесь и слушал радио, пока оно не заглохло. Обстреляли все. Нью-Йорк превратился в ад. Как и большинство крупных городов. Уцелеть могли, пожалуй, только острова: Карибы, Гавайи, Япония, Греческий архипелаг. Понимаешь, островитяне еще долго выходили в эфир, когда остальные умолкли. Может быть, в Японии и Средиземноморье по сей день живут люди. На Карибах они точно есть. Не знаю... Но в те Три Дня я был здесь, испытывая до ужаса похожее на сегодняшнее чувство обреченности. Недавно я раздумывал вот о чем: вдруг не все потеряно? Что, если те люди на Марсе - еще живы? Или на Титане? Вернутся ли они когда-нибудь? Сомневаюсь, что они могли уцелеть. По-моему, мы уже мертвы, Карен. По - моему, пора угомониться и признать это. Если мы изгадили не все, то отнюдь не от недостатка стараний. Интересно, если небо в один прекрасный день очистится, хоть кто-нибудь до этого доживет? Может быть, на каком-нибудь острове... или на Западном побережье. Опять - таки сомневаюсь. Если мы выберемся из этой передряги, уродов и психов станет еще больше, чем сейчас. Или человек перестанет быть человеком, упаси господи!
- Мы уцелеем, - возразила девушка. - Люди всегда все портят. Но их так много! Кто-нибудь да выживет.
- Надеюсь, ты права.
- Послушай колокола, - продолжала Карен. - Каждый возвещает смерть. А когда-то звонили и по праздникам, знаменуя торжество жизни. Я думаю, найдется тот, кто сумеет осилить Дорогу. А если нет, все мы не умрем. Три Дня были ужасны. Я знаю. Слышала. Но это не причина складывать лапки.
- Ничего не могу поделать. Я... теряюсь. Не знаю, за что хвататься.
Карен прильнула к нему.
- Ты делаешь все, что в твоих силах. А значит, важно только одно: твой настрой. Я не помню Трех Дней, но ведь и тогда жизнь не закончилась. Помни об этом. Мы здесь, несмотря ни на что.
Генри поцеловал ее в пропахшей дезинфекцией темноте:
- Нам нужны такие, как ты.
Но Карен помотала головой:
- Я всего-навсего сиделка. Ты бы поспал... Я сделаю за тебя обход. Отдыхай. Может быть, завтра...
- Угу. Может быть, завтра, - повторил Соумз. - Я в это не верю, но спасибо.
Немного погодя Карен услышала похрапывание и встала с кровати. Она выскользнула из 136-й палаты, как всегда, одетая в белое, и отправилась на обход вместо Соумза.
Вокруг сотрясали воздух колокола (клиника соседствовала с тремя церквами), но Карен переходила от постели к постели, считала пульс, измеряла температуру, наливала воду, улыбалась. Девушка не помнила Три Дня, но всякий раз, заходя в отделение, отчетливо сознавала, что продолжает в них жить.
Однако на губах Карен играла улыбка - возможно, последнее оружие человека.
Поутру Тэннер по раскисшей земле, обломкам веток, камням и кучам дохлой рыбы обошел вездеход, открыл кормовой отсек и освободил от креплений мотоциклы. Он заправил их, проверил и свел вниз по пандусу.
Потом Черт протиснулся в глубь кабины и снял заднее сиденье. Под ним в багажном отсеке стоял большой алюминиевый ящик с грузом. Ящик был заперт. Тэннер поднял его и потащил к своему мотоциклу.