Он делал так. Не единожды, а много раз в начале карьеры, когда он закладывал основы своей империи. И благодаря его шестому чувству — способности предвидеть результат броска костей — риск всегда достойно вознаграждался. Другие корпорации использовали собственные средства компьютеры, просчитывающие вероятность с точностью до десятого знака, или советников, державших руку на пульсе бирж Лондона, Токио и Нью-Йорка; но все они терялись перед инстинктом Уайтхеда. Когда нужно было уловить момент и почувствовать связь времени и возможности, делающую хорошее решение великим, а банальность — гениальным ходом, не было никого выше старика Уайтхеда. Все умные мальчики в кабинетах корпорации это знали. Перед значительным финансовым вложением или подписанием контракта по-прежнему требовался пророческий совет Джо.
Он знал, что его абсолютный авторитет в некоторых кругах вызывал возмущение. Без сомнения, кое-кто полагал., что ему следует отойти от полного контроля за делами корпорации и оставить дело этим университетским мальчикам с компьютерами. Однако Уайтхед превосходил любых специалистов своей уникальной способностью предполагать и умением рисковать. Кроме этого, у старика имелся неоспоримый аргумент, его методы работали. Он не имел образования; его прошлая жизнь, к огорчению журналистов, была покрыта мраком неизвестности; однако он создал «Уайтхед корпорейшн» из ничего. Судьба фирмы оставалась его страстной заботой.
Однако нет места для страсти, когда он сидит в своем кресле (здесь можно умереть, иногда думал Уайтхед) перед окном Сегодня только одно беспокоило его — старость.
Как он ненавидел возраст! Это невыносимо — так ослабеть. Он не был немощным, но сотни мелких хворей устроили заговор против него. Язвы на губах или зуд между ягодицами причиняли боль, и редкий день обходился без раздражения на то, что чувство самосохранения заставляет его все больше беспокоиться о теле. Старость плоха тем, понял он, что отвлекает внимание. Невозможно позволить себе роскошь спокойно размышлять. Как только Уайтхед подумал об этом, его что-то кольнуло. Так напоминали о себе его хвори. Постой-ка, погоди, не думай, что ты в безопасности, мы хотим тебе кое-что сообщить: худшее впереди.
Той стукнул один раз, прежде чем войти в кабинет.
— Билл…
Уайтхед моментально забыл о лужайках, о нашептывающей темноте и повернулся лицом к другу:
— Ты здесь?
— Конечно, мы здесь, Джо. Мы не опоздали?
— Нет, нет. Никаких проблем?
— Все в порядке.
— Хорошо.
— Штраус внизу.
В слабом свете Уайтхед подошел к столу и налил себе небольшую порцию водки. Он воздерживался от выпивки до настоящего момента, но этот глоток был в честь благополучного возвращения Тоя.
— Хочешь? — Ритуальный вопрос с ритуальным ответом.
— Нет, спасибо.
— Теперь собираешься обратно в город?
— Когда ты посмотришь на Штрауса.
— Сейчас слишком поздно для театра Почему бы тебе не остаться? Приступим утром, при свете.
— У меня дело, — сказал Той, сопровождая последнее слово самой мягкой из улыбок.
Это был еще один ритуал, один из множества. Старик знал, что дело Тоя в Лондоне не связано с делами корпорации, и ничего не спросил о нем, как обычно.
— Какое у тебя впечатление?
— От Штрауса? В общем, такое же, как после допроса Я думаю, он годится. А если нет — там есть много других.
— Мне нужен человек, которого нелегко напугать. Могут быть неприятности.
Той издал неопределенное ворчание; он надеялся, что обсуждение данного вопроса закончено. Ожидание и дорога утомили его, и он с нетерпением ждал вечера; нет времени обсуждать все заново.
Уайтхед поставил опустевший стакан на поднос и подошел к окну. В комнате быстро темнело, и старик, стоявший спиной к Тою, казался огромным. После тридцати лет работы на Уайтхеда Той испытывал перед ним все тот же благоговейный страх — как перед монархом, имеющим власть над жизнью и смертью. Перед тем как войти в комнату старика, он по-прежнему останавливался у двери и выдерживал паузу для обретения равновесия; порой он начинал заикаться, как когда-то давно, в их первую встречу. Он считал, что это нормально: Уайтхед был мощным. Он был таким сильным, каким Той даже не мог надеяться — и, возможно, не хотел — когда-либо стать. Эта сила лежала на крепких плечах Джо Уайтхеда, как обманчивый свет. За годы совместной работы Той ни разу не заметил, чтобы на конференциях или заседаниях совета Уайтхед не нашел нужного жеста либо слов. Убеждение в собственной высочайшей ценности делало его самым уверенным человеком, какого Той когда-либо видел. Его профессиональные качества были отшлифованы до такой степени, что он мог одним словом уничтожить человека, сломать его жизнь, разрушить самоуважение и погубить карьеру. Той наблюдал это бесчисленное количество раз, и нередко в отношении людей далеко не худших. Но почему (Той думал об этом даже сейчас, глядя в спину Уайтхеда) столь незаурядный человек проводит время с ним? Возможно, просто так сложилось. История и сентиментальность.