Они дошли до двойной ограды, окружавшей усадьбу. Изгороди добрых десяти футов высотой оканчивались твердыми стальными стойками, наклоненными в сторону возможного нарушителя. Поверху вилась спираль из колючей проволоки. Конструкция почти наверняка находилась под напряжением. Уайтхед разглядывал ее с видимым удовлетворением.
— Впечатляет, а?
Марти кивнул. Знакомая штука.
— Отвечает требованиям безопасности, — сказал Уайтхед.
Он повернул налево и зашагал вдоль изгороди. Разговор — если его можно так назвать — принял форму беспорядочных реплик, словно Уайтхед был настолько нетерпелив, что не мог вынести эллиптическую кривую обычной беседы. Он просто бросал фразы или серии замечаний, ожидая от Марти, что тот сам поймет их смысл.
— Это не совершенная система: ограды, собаки, камеры. Видели экраны на кухне?
— Да.
— Такие же стоят у меня наверху. Камеры обеспечивают полное наблюдение днем и ночью. — Уайтхед ткнул большим пальцем в один из прожекторов с камерой позади них. Эти устройства имелись на каждом десятом столбе и медленно вращались туда-сюда, как головы механических птиц. — Лютер покажет вам, как проходить их одну за другой. Установка стоит целое состояние, но я не уверен, что от них много толку. Ведь эти люди не дураки.
— Кто-то вторгался в усадьбу?
— Не здесь. В доме в Лондоне иногда случалось. Конечно, это бывало, когда я еще жил на виду. Нераскаявшийся магнат. Евангелина и я на каждой скандальной странице. Разверстая клоака Флит-стрит… Но это никогда меня не пугало.
— Я думал, у вас была своя газета.
— Начитались обо мне?
— Да нет, я просто…
— Не верьте ни биографиям, ни колонкам сплетен, ни даже «Кто есть кто». Они лгут. Я лгу. — Он закончил обвинение, довольный собственным цинизмом. — А также он, она или оно. Бумагомаратели. Грязные сплетники. Презренные в большинстве своем.
От них он хочет оградиться забором, от грязных сплетников? Крепость, укрывающая от потока скандалов и дерьма? Если так, он выбрал изысканный способ. Может, причина всего — раздутый эгоцентризм, подумал Марти. Идея-фикс: весь мир внимательно следит за частной жизнью Джозефа Уайтхеда.
— О чем вы думаете, мистер Штраус?
— Об ограде, — солгал Марти, возвращаясь к предыдущей теме.
— Нет, Штраус, — возразил Уайтхед. — Вы думаете так: во что я ввязался, связавшись с безумцем взаперти?
Марти почувствовал, что дальнейшее препирательство станет признанием вины. Он не ответил ничего.
— Не соответствует ли это общепринятому мнению? Падший плутократ, терзающийся в одиночестве. Ведь так обо мне говорят?
— Что-то вроде,— произнес наконец Марти.
— И все-таки вы согласились прийти ко мне.
— Да.
— Конечно, вы согласились. Ведь каким бы сумасшедшим я ни был, это не хуже еще одного лязганья запирающейся двери за спиной. И вы хотели выйти. Любой ценой. Вы были в отчаянии.
— Конечно, я хотел выйти. Любой хотел бы.
— Я рад, что вы это признаете. Ваше желание дает мне огромную власть над вами, вы не находите? Вы не осмелитесь предать меня. Вы должны быть преданы мне, как собаки преданы Лилиан: не потому, что она их кормит, а потому, что она — их мир. Вы должны сделать меня своим миром; моя безопасность, мое здоровье, мой комфорт должны стать вашей главной заботой. С этой мыслью вы будете просыпаться. Если так, я обещаю вам свободу, о какой вы даже не мечтали. Такую свободу способен подарить только очень богатый человек. Если нет, я отправлю вас обратно в тюрьму с безнадежно испорченным личным делом. Понимаете меня?
— Я понимаю.
Уайтхед кивнул.
— Пошли, — сказал он. — Идите рядом со мной.
Он повернулся и зашагал. Ограда заворачивала за деревья, и вместо того, чтобы углубиться в подлесок, Уайтхед предложил сократить путь и направился к бассейну.
— Для меня все деревья выглядят одинаково, — заметил он. — Вы можете прийти попозже и погулять здесь для успокоения души.
Однако они шли по краю леса достаточно долго, чтобы Марти мог получить представление о его значительности. Деревья росли беспорядочно, не то что в ухоженных регулярных угодьях лесного департамента. Они стояли близко друг к другу, их кроны переплетались, листья и иголки смешивались в борьбе за место под солнцем. Лишь там, где дубы или липы рано оголили ветви в этом году, солнечный свет сохранил молодую поросль. Марти пообещал себе вернуться сюда, прежде чем весна украсит это место.
Уайтхед вновь заставил его вернуться к основной теме разговора.