Его слушали.
Кивали.
Возвращали на место. И забывали о том, что он вообще есть.
А Генка… Нет, он не нашел себе другую жертву. Он был мил и приветлив с каждым. И время от времени приглашал домой, однажды – целый класс… и о том тоже пришлось написать в отчете.
Отчеты Илья составлял каждую неделю. И как-то привык к этой работе, а он воспринимал их именно работой. Неприятной, тяжелой даже, но все-таки обязательной.
А потом школа закончилась.
Был техникум. С институтом Илья решил погодить. Он бы просто не выдержал еще два года в тишине. Да и… какая разница?
Все ведь сложилось.
И тетка, доживи она до нынешних дней, гордилась бы Ильей. Ему бы хотелось думать, что она гордилась бы.
– Теперь вы понимаете, почему я не хотел иметь с Генкой никаких дел? Мне даже неприятно было находиться рядом с ним… с ними со всеми. – Илья смотрел в глаза Олегу Петровичу, который неуловимо был похож на того, другого, опера, о котором Илья постарался забыть.
– Но на вечер встречи вы отправились?
– Отправился.
– Почему, позвольте узнать?
Илья пожал плечами. Хороший вопрос. А и вправду, почему?
– Я не хотел… поначалу… не собирался… В первые лет десять меня даже не звали… а тут вдруг Танька объявилась. Староста наша. И так настойчиво начала… Все эти красивые речи, о единении, о дружбе… о том, что жизнь развела, но надо помнить о прошлом… Я и вспомнил. И тут… стало интересно. Такой, знаете ли, корыстный интерес, подловатый даже, наверное… хотелось показать себя. Доказать, что я не сел, как они думают. Не спился. Не скололся. А живу себе и здравствую.
– Неплохо живете, – огляделся Олег Петрович.
– Именно. Неплохо живу. В отличие от многих. И на Генку поглядеть хотелось. Понять, кем он стал… убедиться, что…
– Не все у него хорошо.
– Именно.
– И как?
– Убедился, – признался Илья. – Не скажу, что полегчало, но он… он произвел на меня впечатление не самого богатого человека… мне это было приятно. Мне ни к чему было убивать его. Напротив. Теперь я был на вершине, а он внизу. И мне это положение дел нравилось, а Генке наверняка не очень. Он всегда болезненно воспринимал чужое превосходство…
– Понятно. – Олег Петрович произнес это таким тоном, что стало очевидно: ничего-то ему не понятно. И не решил он до конца, стоит ли Илье верить. – Будем разбираться.
Часть I
Холопка
Фатежский уезд Курской губернии, имение столбовой дворянки Мизюковой.
Нынешнее лето выдалось на редкость жарким. И от жары этой не было спасу ни коровам, ни коням, ни людям. Мухи и те летали сонные, медлительные, жужжанием своим раздражая и без того раздраженную потную боярыню. Та сидела у окошка, глядя на дорогу, обмахиваясь веером, не столько холодку ради, сколько потому, что более заняться было нечем.
– Читай, – велела она нервным голосочком. И девушка, сидевшая в углу, подчинилась.
Она читала выразительно, и мягкое звучание ее голоса вплеталось в нынешний сонный день, ничем-то не отличавшийся от дней иных.
Было скучно.
– Хватит… – Боярыня потянулась. – Вели, чтоб чаю подали…
Чаю не хотелось, вовсе ничего не хотелось, и все ж хоть какое-то развлечение… В гости, что ль, съездить? Аль вовсе на воды податься? Ныне общество приличное на водах… и родня, сестрица двоюродная отписалась, что отбывает… Однако ежель и боярыня отправится следом, то встрече сией сестрица не обрадуется. Не любит она о родственниках вспоминать.
Чай подали, а после чаю, тоску развеивая, и гость заявился незваный, но дорогой.
– Здравствуйте, тетушка! – Громкий его голос враз разрушил сонное очарование дома.
Мухи зажужжали живей, а горничные на гостя уставилися нагло, с провинциальным любопытством. Сказать-то, гость был собою хорош, высок и статен, волосом темен, смугл…
– Что ж вы, тетушка, будто бы и не рады меня видеть? – произнес он с притворным удивлением, а после на руки подхватил, закружил, что пушинку… Вот шельмец!
И когда только вырасти успел?
Помнится, не так давно приезжал отдыхать в поместье мальчонка диковатый, после и школяр… а потом в офицеры подался, значит. Писал, конечно, но редко и скупо. Оно и ясно, мужчины к письмам особое любви не испытывают.
– Ты бы хоть предупредил!
– Да зачем? Иль все ж таки не рады?
– Рады, рады… Матрена, вели, чтоб на стол накрывали! Голодный, чай? Конечно, голодный… Выхудл, без слез и не взглянешь… Матушка-то твоя ведает, что ты вернулся? Надолго ли?