— Вот! — торжественно объявил стрелец и вывалил свою ношу на стол, едва не прихлопнув при этом мелкого дьяка. — Глянь-ка! Как он обсказал, так все и обнаружилось!
На столе лежала штука английской материи.
— Только одна? — подскочил Чирица. — Да ты, брат, верно украл остальные?
— Не, — уверенно отвечал стрелец с прямотой честного человека, — я бы столько не упер. Там одна только и была. Я ее и нашел. Где прочие — ведать не ведаю.
— Ну, что теперь скажешь? — вновь обратился к Вадиму Чирица. — Видал? Правильно господин Гаврильчиков говорит: жулик наш Флор Олсуфьич! И ты ему, небось, помогал.
— Где это нашли? — спросил Вадим глухо.
— Где? — Чирица приподнялся, готовый выскочить из-за стола. Казалось, еще немного — и он вспорхнет по-воробьиному. — Там, где и указывал господин Гаврильчиков!
Купец усмехнулся и пригладил бороду.
— Я подозревал, что все это надувательство для того, чтобы не возвращать деньги.
— Глупости! — взорвался Вадим. Теперь он был даже рад, что не сообщил о покойнике сразу. Этот труп — козырной туз, с него ходить нельзя. Им следует закончить игру, хлопнув им по столу в тот момент, когда противники будут полагать, будто уже выиграли. — Глупости! Для чего это Флору понадобилось?
— Забрать деньги и скрыться! — объявил Гаврильчиков.
— Ты слишком любишь свои деньги, — съязвил Вадим. — Я еще понимаю, когда какой-нибудь горе-отец считает свою уродину-дочь наипервейшей красавицей и еще обижается, что с ним кто-то не согласен. Но ты! Ты полагаешь, что твои деньги — это самая превосходная вещь на всем белом свете! И думаешь, будто кто-то — только за счастье обладать ими — согласится лишиться и дома, и родины, и братьев? Дурак!
— Не смей меня оскорблять! — побагровел Гаврильчиков и обратился к дьяку. — Он с ним в заговоре!
Дьяк благосклонно кивал купцу и тут же начинал дежурно хмурить брови, обращаясь к Вадиму.
— Однако по указанию господина Гаврильчикова мы осмотрели дом…
— А у вас был ордер на обыск? — перебил Вадим. — Подписанный у генерального прокурора штата Нью-Йорк?
— Что? — выпучил глаза дьяк.
Гаврильчиков завопил:
— Не сметь поминать нечистого духа в присутственном месте!
— Может, я и помянул кого-нибудь похожего на нечистого духа, — разозлился Вадим, — а кое-кто носит этого духа прямо у себя в душе!
— Это намек? — осведомился Гаврильчиков.
«Ух, какие мы гордые да благовоспитанные! — восхитился Вадим. — Еще немного, и последует: вы наглец, сударь, я вас вызываю! Даже так: „Я Вас вызываю!“ Ну, погоди у меня…»
А вслух проговорил, как можно более небрежно:
— Да какие уж тут намеки… Это я прямо про вас и говорю, господин Гаврильчиков. Стало быть, вы сами указали, где искать похищенный с баржи товар?
— Я предположил, кто мог его взять. Я также предположил, где этот кто-то мог его спрятать, — холодно сказал Гаврильчиков.
Бесподобно! — восхитился Вадим. И повернулся к дьяку: — Вы запомнили, надеюсь, признание моего оппонента. Он утверждает, что предположил. И точно указал место нахождения похищенного.
— Да, — сказал дьяк. — Именно.
Вадим глубоко вздохнул.
— Я тоже кое-что предположил, — сказал он. — И тоже кое-что нашел. И теперь хотел бы, чтобы мой уважаемый оппонент дал свою трактовку тому, что я нашел.
Никто ничего не понял. Вадим указал на стрельца:
— Я прошу, чтобы этот человек был отправлен в то место, которое я укажу. Мы подождем его возвращения.
Кроме склонности ко мздоимству, дьяк отличался еще одной слабостью: он был любопытен. И поэтому кивнул стрельцу. Тот получил от Вадима краткие, но точные указания, сделанные на ухо, тихо, и вышел озадаченный.
Потянулось ожидание, томительно долгое, неприятное. Было слышно, как летает муха. Купец Гаврильчиков несколько раз порывался хлопнуть ладонью по столу, встать и уйти, но дьяк жестом его успокаивал и просил остаться. Вадим нервничал, грыз палец. Хоть у людей в шестнадцатом веке терпения было больше, но все же и оно не беспредельно. Тем более, что Гаврильчиков — противник сильный, может и упереться, уйти. Эффект испортит.
К счастью, стрелец обернулся быстро. Наконец под окном загрохотала телега (Вадим улыбнулся, видя, как насторожились дьяк с купцом). Затем у двери потоптались и вломились — стрелец и с ним мужичок, очевидно, владелец телеги.
— А я говорю, кто мне запла… — говорил мужичок, явно недовольный тем, как обошлись с его телегой. — У меня сено! — выкрикнул он, завидев дьяка, и стремительно выскочил на двор.