Выбрать главу

— Не в обиду вам будет сказано, мессир, — вздохнул отец, — я мало интересуюсь странностями моего старшего. Уж лучше бы он был мне помощником, как его брат, а не витал в облаках. Поверьте, если бы жена в память о своем отце не поддерживала его желание стать врачом, он бы твердо стоял на ногах.

— Мишель хочет стать врачом? — удивился Филиппус.

— А откуда же его хирургические инструменты? Да он и думать о другом не хочет!

Пока отец изливал на Филиппуса свою горечь, выходившая ненадолго мать вернулась.

— Возьмите!

Филиппус взял глиняный горшочек, который протягивала ему женщина, и с любопытством открыл его.

— Кристаллики соли? — недоуменно спросил он ее. — Для чего?

— He знаю, мессир. Мишель лишь просил передать это вам, когда вы придете нас успокаивать.

— Когда просил? — забеспокоился Филиппус.

— Да недавно, на верху лестницы, перед тем как вы спустились.

Филиппус недоверчиво смотрел на нее, спрашивая себя, а не шутка ли это? Он ни на минуту не отходил от кровати больного, а тому в его состоянии невозможно было встать с постели. Безмятежно доверчивое лицо матери убедило его в том, что здесь надо искать другое объяснение. Не найдя ни одного, он натянуто улыбнулся и вернулся к своему пациенту.

Мишель спал, часто и неровно дыша. Быстро осмотрев его, Филиппус заключил, что температура все еще повышается. Он попробовал было напоить мальчика, но тот выплюнул воду, попавшую ему в рот. Отойдя, Филиппус уткнул лицо в ладони. Если температура быстро не снизится, все пропало.

Он тщетно рылся в памяти, но голова была пуста, из нее враз испарились все знания, а ведь жизнь этого мальчика казалась ему ценнее, чем чья бы то ни было. Вдруг взгляд его зацепился за деревянный крест над изголовьем кровати, и в мозгу закрутились воспоминания о былых временах. Разве не слышал он о феномене раздвоения личности? Конечно, для всех это была лишь легенда, но ведь Мишель такой необыкновенный! А раз он ссылался на Всемогущего, то не следовало ли поискать какое-нибудь случайное сходство между ним и Христом? «Случайностей не существует», — недавно сказал Мишель за столом. Тогда? Где же ключ?

А рядом стонал мальчик, льняные простыни не просыхали от обильного пота. Если уж он не может поглощать жидкость, надо, чтобы сохранялась та, что находится в нем. Именно эта очевидность высекла искру, воспламенившую его память. С незапамятных времен для этого использовали рассол! Взяв щепотку соли, Филиппус открыл рот Мишеля и всыпал в него соль. И так он делал с равными промежутками до самого рассвета, чередуя лекарства и смен простыней, холодных и влажных, которые накидывал на дрожащее тельце.

От прикосновения чьей-то руки к виску он открыл глаза. Через окно в комнату проникал молочный солнечный свет. Филиппус вздернул голову, отяжеленную сном, который вдавил его в единственный стул с подлокотниками напротив кровати.

На безмятежном лице Мишеля играла спокойная улыбка. Филиппус приложил ладонь ко лбу мальчика и удовлетворенно заключил:

— Ну вот, идете на поправку. Температура спала.

— Благодаря вам, мой друг, — поблагодарил его Мишель.

— Надо благодарить Бога, который наделил вас таким несравненным даром.

— Думаю, здесь все гораздо сложнее, — возразил Мишель, загадочно подмигнув. — Но у нас теперь будет время проникнуть в эти тайны. А сейчас я голоден и очень хочу пить… Не знаю уж, чем вы меня лечили, но у меня во рту такой привкус, будто я всю ночь жевал соль.

— Побегу предупредить ваших и заодно принесу вам поесть, — радостно засмеялся Филиппус.

Пока он, перескакивая через несколько ступенек, сбегал по лестнице, ему думалось, что жизнь все-таки прекрасна. И раз уж он удостоился благосклонного взгляда Господа через его протеже, нет сомнения в том, что самого его ожидала великая, благородная и чудесная судьба.

5

Антуан де Колонь, застонав от наслаждения, откинул голову назад. Сладострастно расслабленный в кресле, на четверть повернутом от рабочего стола, с рясой, завернутой на выступающий живот, он всецело отдался содроганиям удовлетворенного тела. Очистившись от этой дьявольской похоти, которая овладевала его плотью, он уже проваливался в вязкий сон, надеясь, что по пробуждении Божьей милостью ум его и сердце найдут правильные слова для облегчения страданий прихожан.

Однако необычный шорох прервал его начинающееся оцепенение. Он было подумал, что уже находится на дороге в рай, обсаженной цветами и залитой внеземным светом. Тяжело приподняв онемевший затылок, он широко открыл глаза. Прямо перед ним стояла Альбери с насмешливо-презрительной гримасой на лице. Рукой она слегка опиралась о наличник потайного хода, из которого только что вышла.