— Помолчи. Успокойся. Я отвечу на все твои вопросы. Дай мне время.
Она улыбалась. Невероятно безмятежная сидела она рядом, обнаженная, несмотря на прохладный воздух в пещере. Филиппус со вздохом смирился. Да, он хотел знать не только тайну этой девушки, но и то, что вообще происходило с ним, Филиппусом фон Гогенхаймом.
И она рассказала о Изабо, Бенуа, Франсуа де Шазероне, Гуке де ла Фэ, аббате из Мутье, Альбери. Обо всех, кого знала или представляла в своем воображении, вплоть до того, когда впервые увидела его, стараниями своей тетки усыпленного в тяжелом кресле. Но она не могла объяснить, почему тогда вдруг улетучилась ее ненависть.
В последующие ночи у нее не хватало смелости вернуться в комнату. Она беспрестанно думала о нем, и ее пугало это наваждение. Потом пришла Альбери, очень рассерженная потому, что Франсуа почувствовал себя лучше. Она не решилась сказать ей, что не из страха перед разоблачением не выполняет свою задачу, а потому, что неожиданно утратила цель.
Она пообещала тетке завершить начатое. Для этого достаточно было рассказать ей все о Бенуа и Изабо. А ведь раньше она жаждала отомстить только за смерть матери. Однако появление Филиппуса заставило ее размышлять, и она поняла, что тот уйдет из ее жизни после смерти Франсуа. Впервые она нашла название своим чувствам: она полюбила. Ей неизвестно было, как выражается любовь, но, думая о Филиппусе, она ощущала томление в сердце и теле. Альбери вновь подсыпала снотворное. Но Лоралина заметила, что Филиппус только притворялся спящим, и нарочно не заблокировала проход в надежде, что он последует за ней.
Она напрасно прождала его до утра следующего дня. Он не появился, и она посчитала себя обманутой в своих надеждах. А потом заявилась Альбери, растрепанная и трясущаяся, с покрасневшими от слез глазами. Она рассказала, что Филиппус исчез, что он, вероятно, последовал за ней, что все обитатели замка сильно встревожены и что все планы рушатся.
— Я не видела и не слышала никого, кто бы шел за мной, тетя, — заверила она.
— Тогда он заблудился в подземелье. А впрочем, какая разница… Ты должна найти его, Лоралина, пока он не проник в нашу тайну и не выдал ее. Возьми с собой волков и отделайся от него.
— Но я не могу убить этого человека! — возмутилась она.
Альбери жестко схватила ее за руку, повысила голос:
— Какая ты непонятливая, племянница! Выбирай — или ты, или он. Я отвела подозрения моего мужа, но он обыщет всю комнату Франсуа. Если Филиппус смог проникнуть в проход, значит, тот был неправильно закрыт. Возвращайся и закрой как следует, пока Гук не добрался до тебя!
— Пусть приходит! Он знает, что я существую.
— Ничего-то ты не понимаешь, дурочка. Я направила его по другой дорожке. Он должен считать нас невиновными, Лоралина, и подозревать Антуанетту де Шазерон. Вместе со своим супругом она расплатится за все зло, которое нам принесли. Ты должна верить мне и слушаться меня, иначе нас с тобой убьют.
Лоралина еще раз уступила. Альбери продолжила:
— Пока что не приближайся к Франсуа. Это очень опасно. Избавь нас от этого врача! Волки голодны — пусти их по его следу.
Лоралина не осмелилась признаться ей в своих чувствах к Филиппусу, очень уж смутные были они. Она знала, что Альбери права, и тем не менее не могла не думать, что Филиппус легко мог бы ее задержать, позвать стражу, и ее повесили бы. Она это инстинктивно допускала. Он мог бы. Он должен был. Но он этого не сделал.
Она вернулась в подземелье и нашла его. Он лежал без сознания, нога его застряла в трещине, лицо было в крови. Сперва возникло ощущение, что все вокруг нее обрушилось. Но потом она осмотрела его, успокоилась, ощутив биение его пульса. Она послала Ситара за другами волками, а сама побежала к комнате Франсуа. Одна лишь мысль неотступно преследовала ее: нельзя позволить слугам замка найти врача, прежде чем она не вылечит его. Она взлетела по каменной лестнице и заблокировала механизм, чтобы никто не смог открыть проход снаружи.
«Потому-то я и не обнаружил его в первые дни», — подумал Филиппус.
Нервно перебирая его пальцы, возбудившаяся от своих воспоминаний, Лоралина продолжала:
— Ты стонал, был почти без сознания. Тогда я соорудила что-то вроде носилок, и волки приволокли тебя сюда. Уже семь дней ухаживаю за тобой, погружаю в глубокий сон, чтобы облегчить твои мучения. Семь дней я бьюсь с тетей, чтобы сохранить тебе жизнь, потому что я люблю тебя, Филиппус, полюбила впервые и очень хочу верить, что ты меня тоже любишь!
Она лихорадочно прижала его пальцы к своим губам. Филиппус был потрясен. Все знания мира улетучились из него после этого признания. Все, чему он научился, пытался изучить — все потеряло свой смысл. Остались лишь глаза этой девушки. Хотел бы он оспаривать очевидное, но этому противилось все его существо. Чувства переполняли его.