— Быстрее! — приказал он Ситару.
Но волк застыл на месте и тяжело дышал, будто повинуясь другому, более важному приказу. Филиппус обернулся. Непрошенный зверь подобрался, приготовившись к прыжку. Почувствовав, как дыбом встала шерсть Ситара, Филиппус невольно отнял руку. Ситар мгновенно оказался между ним и пришельцем. Какое-то время оба волка смотрели в глаза друг другу.
«Огонь… Нужен огонь», — стучало в голове Филиппуса. Ужасно болела нога. Усилием воли он заставил себя отодвинуться, оставив Ситара наедине с озлобленным серым волком. И чем ближе придвигался он к огню, тем больше казалось ему, что Ситар покоряется рычанию врага. Словно в подтверждение этого Ситар вдруг опустил морду, попятился и убежал. Филиппус понял: партия проиграна. Зверь сделал к нему несколько шагов. Его холодный, жестокий взгляд уперся в глаза врача.
«Еще бы немного… до костра совсем близко», — лихорадочно думаа Филиппус.
Зверь напружинился. И тут, вся в поту, вбежала Лоралина вместе с Ситаром. Она закричала:
— Стельфар, нет!
Но зверь уже прыгнул. Могучее тело опрокинуло Филиппуса на камни пола, клыки вонзились в руки, которыми он успел закрыть горло и лицо.
— Отпусти, Стельфар! Отпусти! — приказала Лоралина и издала вой-клич, собравший вокруг нее попрятавшихся волков.
Филиппус и не пытался отбиваться, он лишь защищал горло. Доберись до него зверь, тогда конец. Неожиданно тот поднял голову и попятился под угрожающее рычание волков.
На этот раз Ситар прыгнул на него, и Филиппус стал свидетелем странного, неистового танца ненависти, а Лоралина обхватила его за талию и подтащила поближе к костру.
— Не двигайся! — приказала она. По лицу ее текли слезы, черты исказила ярость.
Если бы доктор и захотел двинуться, у него не было на это сил. Как зачарованный, он смотрел, как она вмешалась в драку, пытаясь разнять зверей. Она легла между ними, рискуя быть покусанной. Однако этого оказалось достаточно для прекращения битвы: волки боялись ее поранить.
Ситар отошел к Филиппусу и, тяжело дыша, лег подле него, одна лапа кровоточила. Филиппус хотел погладить его, но не решился — очень уж глубоки были раны на теле Ситара, оставленные острыми когтями.
Сперва он подумал, что Лоралина убьет серого волка, но вместо этого она опустилась перед ним на колени и спокойно принялась осматривать рану на его лопатке, нанесенную Ситаром. Она что-то говорила ему на непонятном языке, тогда как зверь продолжал ворчать и рычать, но лежал смирно. Она долго оставалась возле него, прижав серую голову к своей груди, поглаживая ее и успокаивая.
Взволнованный, заинтригованный и приведенный в смятение этой сценой, Филиппус не осмеливался произнести ни слова. Он мог бы поклясться, что видел, как девушка плакала. Вконец изнемогший, он, ощущая на губах привкус разбитых иллюзий, позволил сну одолеть себя.
С первыми признаками зари Гук с наслаждением потянулся. Сам того не желая, он поздно вечером задремал и спокойно проспал до рассвета. И это укрепило его в собственном решении. Раз уж он так спокоен, значит, сделал правильный выбор. Скоро появится Альбери.
Сердце его подпрыгнуло от радости, когда он услышал щелчок в камине. Однако улыбка застыла на губах. Едва войдя в комнату, Альбери рухнула на пол. Кровавое пятно расползлось на ее плаще, над плечом.
Филиппус проснулся внезапно от ужасного кошмара. Но, увидев силуэт Лоралины, порадовался, что то был лишь страшный сон.
— Лоралина… — нежно начал он.
Когда же она повернула к нему измученное, расстроенное лицо, он вынужден был признать очевидность. В ее запыленных волосах застряли крошки спекшейся крови, потемневшие бороздки черного от пыли пота образовали на ее щеках причудливый орнамент. Он посмотрел на свои руки. Как и ногу, их тоже покрывали черные полосы. А сам он опять лежал на соломенном тюфяке, но в этот раз Лоралина не изгибалась со стонами на его бедрах, не выкрикивала ему: «Я люблю тебя». И все же она улыбалась ему той извиняющейся улыбкой, которой обычно прикрывают неприятные слова.
— Тебе больно? — спросила она.
Он покачал головой. Боль, разрывающую его сердце, нельзя снять никакими мазями.
— Что случилось, Лоралина?
Она вздохнула, ласково коснулась ладонью его лба с прилипшими прядками.
— Я думала, она поймет. Я ошиблась. Я люблю тебя Филиппус, но как только твои раны заживут, ты должен будешь уйти и забыть меня.
Он рывком приподнялся, ярость бушевала в нем.
— Без тебя?! Уже десять дней я смотрю, как ты живешь, и ни мгновения не сомневался в тебе. Ты обещала предоставить сеньора его судьбе и следовать своей. Я не могу и представить, что тебя не будет рядом со мной.